Шарманщик с улицы Архимеда

Его совесть и его страх, эти гениальные инженеры-конструкторы внутри нас, делали это за него. Бессознательно. Автоматически. Речь ведь шла не о творчестве, а о спасении.

Поэтому он так легко смешивал объективную реальность видимого мира с субъективной реальностью собственного сознания.

Поэтому так органичны и естественны его сложно-составные демоны и изощренные любовные комбинации (из «Сада наслаждений»).

Интеллекту тут нечего было делать. Логика, анализ, знание, наука, гуманизм – ничего подобного произвести не в состоянии. Цветная хитиновая архитектура земного рая вырастает у Босха из его растительного подсознания, атрибуты активно участвуют в действии их носителей, живое сочетается с неживым, металл с плотью, а не только крыса и птица с ящерицей и змеей…

Кажется, важнейшую роль в творческой работе играли для Босха разнообразные трудноопределяемые словами тактильные, вкусовые, звуковые ощущения. И хитроумные нюансы брезгливости, отвращения, страха и эротики. Не только прямой брезгливости и эротики, не только непосредственного страха, удушающего отвращения, а и гротескно изощренных их разновидностей и комбинаций, не понятно как прочувствованных и пережитых художником-домоседом в его средневековой кухне и спальне.

Формы, цвета, деревья, камни, металлы…

Фактуры, текстуры, щербатости, шероховатости.

Прыщики, покраснения, посинения, шипы, иголки, корявости, тянущиеся и складывающиеся в складки ткани, рельефы и мини-рельефы, холодные и теплые формы, колющие листья, плоды и доспехи, структуры хитиновых панцирей и крыльев насекомых, чувственные зловещие утоньшения и вздувания форм, особые странные ощущения от проткнутости, проколотости, торчания, отрезанности, надрезанности, стекловидности, струнности, паховости, раздвинутости и прочее и прочее – играли для Босха гораздо большую роль, чем архетипы католического сознания, придававшие его зловещему хаосу дозволенную церковной иерархией и бюргерской моралью форму.

…

Босх наблюдал из окна своего дома страшные картинки с выставки жизни.

Видел лицемеров, палачей, обжор, стяжателей, лжецов, обманщиков, бандитов, сладострастников, пьяниц. Лицезрел мир, жадно и яростно предающийся семи смертным грехам.

Босх заглядывал и в себя самого.

И строил и для них и для себя свой ад на своих картинах.

Не мог иначе.

Как минимум три раза он показал современникам и свой земной рай. Непонятно, почему они это ему простили.

…

Картины Иеронима Босха часто интерпретируют так, как будто они – книги кроссвордов или магических тайн. Босх же не «приподнял» католическую религиозную живопись до каких-то особых философских-магических-алхимических «высот», наоборот, он ее еще глубже «опустил». В тину космического суеверия. В муть предсуществования. В копошащуюся массу архетипов-мутантов-роботов-клонов. Его творчество-ремесло было очевидно антигуманистическим. И его не даром обожали испанские религиозные ханжи, садисты и изуверы. Они чуяли своего.

…

Вернемся, однако, к демону, стоящему на нашей картине рядом с юношей-старцем Иоанном Богословом. На покрытой капюшоном голове у него – нечто вроде небольшой шипастой жаровни, в ней полыхает пламя.

Ручки свои коротенькие дьявол поднял вверх, как бы оправдываясь перед адскими шефами.

– Нет, ничего не могу с этим Иоанном поделать! Даже письменный прибор не могу багром достать, чтобы хоть как-то нагадить. Увы!

Толстое его стальное брюхо пронзила стрела.

Стрела архангела? Которую с того самого, неудачного для падших ангелов, сражения на небесах приходится злому духу таскать в своих дьявольских чреслах? Или это только атрибут греха? И толстое металлическое брюхо демона, похожее на первый советский спутник, это всего лишь сосуд, полный всяческих беззаконий и безобразий?

Интересно, что у босховских демонов внутри? Кровь, а не противная белесая или зеленоватая жидкость, как у многих современных кино-пришельцев или виртуальных дьяволов.

На груди у очкарика – знак посланника.

Посланник Сатаны? Дежурный по Патмосу?

Или один из тех бесов, которых наслал на Иоанна злобный чародей Кинопс. Один из тех, кого успешный практикующий банщик-бесогон Иоанн вычислил, обезвредил и послал мучиться в ад?

Высказываемые иногда искусствоведами предположения, что этот босховский демон – не что иное, как библейская саранча, или особый дьявол-доносчик, записывающий греховные мысли – неверны. Сохранилось довольно много позднесредневековых западноевропейских изображений Иоанна Богослова, на которых дьявол пытается украсть его письменный прибор и помешать записи видения. Босховское произведение – одно из них.

Капюшон монаха или шута, очки на длинном носу, скорбное, вовсе не бесовское, выражение бледного лица, короткие ручки, черненькие, как будто мохнатые ладони, неожиданно светлые крылья, прикрытые сверху как бы футляром, толстое шарообразное металлическое брюхо с пупком, пронзенное стрелой, пупырчатый хвост-уд, лягушачьи ноги…

Почему он печален? Неужели действительно из-за чернильного прибора? Смешно.

Кто он?

Мутант?

Карикатура на Иоанна?

Анти-Иоанн, отрицательный двойник Иоанна?