Шарманщик с улицы Архимеда

Или это метафорический автопортрет, вытесненное альтер эго художника, его образ, своеобразная подпись чуть выше подписи настоящей?

Из каких закоулков совести Босха выползла эта мнимая саранча?

Какому изощренному виду зла она соответствует?

Какой выверт чудовищно изобретательного восприятия мастера-католика ее породил?

Не важно.

…

Слева от ангела, на реке, Босх изобразил горящий парусник и рядом с ним несколько корабликов поменьше. Один из них явно терпит бедствие. Нападение пиратов?

Недалеко, на отмели – столб с характерным колесом. На колесе белеют останки казненного. Рядом – еще один столб. Без колеса. Справа от горы, на реке – тоже неспокойно. Вокруг огромного крестьянского дома или амбара царит тревожная суета.

Обычный мир, показываемый Босхом только в деталях или в детальках его назидательных или сакральных композиций – опасен, полон всяческого зла. Жизнь это ловушка.

Мир – искушение. На человека нападают звери, демоны (и чужие и его собственные) и другие люди, люди обманывают, грабят, убивают и унижают друг друга, двуногие, созданные Всевышним по своему образу и подобию – или активно предаются греху в разнообразных притонах, или разбойничают на большой дороге, или погружены в идиотическую пассивность…

Почти всегда на босховских ландшафтах виднеются виселицы с болтающимися на них трупами, торчат мачты с колесами и колесованными на них преступниками, на земле валяются остатки трупов, кости, черепа…

Апостол Иоанн находится на главной диагонали жизни – между дьяволом и ангелом.

Он сидит в руинах рая, на земле, погруженной во зло.

На острове, окруженном океаном небытия.

Вечно юный старец Иоанн смотрит в небеса, на жену, облечённую в Солнце.

…

На оборотной стороне картины представлен выполненный в технике гризайль цикл Страстей Христовых (ил. 53). Эти драматические сцены вписаны в большой круг, в центре которого, в малом круге изображен пеликан, кормящий своих детенышей собственной кровью. Он сидит на скале, окруженной водой.

Фон обратной стороны картины – почти черный. Тут и там на нем проступают, как светлые татуировки на плече у негра, какие-то странные изображения.

Античный Пеликан не кормил кровью птенцов, задушенных змеей, а оживлял их. Воскрешал их и умирал сам. Оттого и стал позже символом Христа и неизменным героем многочисленных геральдических изображений на соответствующих предметах, картинах и фасадах.

Из скалы вырывается пламя. Горячее это пятно явно диссонирует с монохромной живописью вокруг него. Что это? Отсылка к другой райской птичке, соседу Пеликана по райским кущам – Фениксу? Или алхимические штучки (огонь-тигель, пеликан-христос-философский-камень), на мой взгляд, тут совсем неуместные?

В Евангелии от Луки (и у Матфея) Иоанн Креститель говорит: «Я крещу вас водою, но идет Сильнейший меня, у Которого я недостоин развязать ремень обуви; Он будет крестить вас Духом Святым и огнем. Лопата Его в руке Его, и Он очистит гумно Свое и соберет пшеницу в житницу Свою, а солому сожжет огнем неугасимым».

Вот этот неугасимый адский огонь Босх и нарисовал на скале Голгофе посреди вод и соединил так два крещения – водяное и огненное.

В центре Божьего зрачка.

…

На работах Босха не найти Воскресения Спасителя.

Хорошо смазанная машина веры этого художника-экзота исправно везла его через все ужасы Страстей Христовых до последнего вздоха Иисуса на Голгофе. Но потом…

Обрушивалась с креста во тьму, в чистилище, в нижний ад.

Минуя сладкие некрофилические пасхальные экстазы.

И на этой картине Босха – Страсти есть, а Воскресения нет.

Ну разве что только символическое, птичье, пеликанье.

…

Легко, почти небрежно написаны Босхом его монохромные, составляющие символически «главный круг бытия» Страсти Христовы. Композиция, включающая восемь сцен (справа, по часовой стрелке – Моление о чаше, Взятие Христа под стражу, Суд Пилата, Бичевание, Наложение тернового венца, Несение креста, Распятие, Оплакивание) вписана в единый ландшафт. Со скалами и деревьями Масличной горы, пилатовым судилищем, как бы вырубленным в скалах, двумя, очень босховскими зданиями – ротондой-преторией (там бичуют одну из частей Святой Троицы) и базиликой с стоящей вверх ногами фигуркой над фасадом (перевернутый мир – Царя вселенной коронуют тут терновым венцом)…

Вершина этой горы-мистерии – Голгофа. Распятые висят на высоких готических крестах. Рядом с крестами – только скорбная Мария и все тот же апостол Иоанн.

Распятие на фоне моря!

Какое потрясающее невежество! И это несмотря на то, что многие соседи Босха, коллеги по братству Богородицы побывали паломниками в святой Земле, все видели своими глазами и наверняка многократно рассказывали и о долгом, опасном пути от моря до Иерусалима, и о храме Гроба Господня, и о маленькой Голгофе, на которой гротескно смотрелся бы четырехметровый готический крест…

Или это не невежество, а бессознательное перенесение архетипа сознания на текущую реальность?

Победа мифа над географией?

Средневековый католик Босх представлял себе мир как сковородку, окруженную океаном, под стеклянной сферой с фонариками-звездами.