Многие особенности ее характера и поведения были мне знакомы, и я подумала, что они сохранились у меня в сознании от туманных воспоминаний о маме. В Лаосе исследователи остановились в одной из деревушек в джунглях. Малярия, принесенная комарами, уже явилась причиной смерти двух детей. Врач пребывал в полной растерянности: по его словам, вирус был настолько сильный, что в текущих условиях бороться с ним не представлялось возможным. Однако вирус обладает инкубационным периодом, и если удалось бы установить какие-либо симптомы, проявляющиеся в это время, можно было бы провести полное медицинское обследование жителей деревни и победить инфекцию. Услышав об этом, русская тотчас же ушла в джунгли и вернулась через пару часов с сумкой, сшитой из противомоскитной сетки, полной пойманных комаров. Засунув руку в сумку, она туго завязала ее на локте. Когда женщина достала руку, она вся была покрыта волдырями от комариных укусов. Женщина предложила врачу осмотреть ее, но тот ничего не нашел. Тем не менее она заразилась малярией и заболела через пять дней. Ее отвезли в больницу в Бангкоке. Последние дни своего отпуска я провела у нее в палате.
Мы еще больше сблизились. Я рассказала о том, как моя мама погибла на войне, когда мне было шесть лет, как я прожила всю свою жизнь, храня воспоминания о ней, как у меня в памяти мама оставалась молодой, и только недавно, осознав, сколько же прошло времени, я начала мысленно представлять себе ее постаревшей, но только образ этот оставался расплывчатым. И вдруг, увидев перед собой эту женщину, я явственно увидела образ своей мамы. Я поняла, что, если бы мама сейчас была жива, она была бы похожа на нее. Когда я это сказала, русская обняла меня и заплакала, рассказав сквозь слезы, что шесть лет назад ее дочь вместе со своим дружком были обнаружены в гостинице в Лас-Вегасе мертвыми от передозировки наркотиков.
Мы расстались, близкие как никогда. Вот почему по пути вместе с доктором Чэнем в Сибирь за шаровой молнией я заглянула к ней, когда мы были проездом в Москве.
Можете представить себе, как она удивилась, увидев меня. Она по-прежнему жила одна в холодной пустой квартире, и пить она стала еще больше. Похоже, весь день напролет она пребывала в полупьяном состоянии. «Дай я тебе кое-что покажу, – твердила она. – Дай я тебе кое-что покажу». Смахнув стопку старых газет, она открыла герметичный контейнер странной формы и сказала, что это специальное хранилище, охлаждаемое жидким азотом. Значительная часть ее скудной пенсии уходила на то, чтобы периодически пополнять запасы жидкого азота. Меня удивило, что у нее дома есть такое устройство, и я спросила, что в нем. Русская ответила, что внутри выжимки более чем двадцати лет ее работ.
Она рассказала мне следующее: «В начале семидесятых годов советский институт нового концептуального оружия провел глобальные исследования, собрав воедино все разрозненные мысли и разработки в области создания принципиально новых видов вооружения. Предложения собирались из самых разных источников. Естественно, на первом месте были разведывательные ведомства, но поручения давались и простым гражданам, выезжавшим за границу. Порой доходило до абсурда: в одном отделе специалисты снова и снова пересматривали фильмы о Джеймсе Бонде, пытаясь найти в причудливых устройствах, которыми он пользовался, следы реальных новых видов вооружения. Другим направлением был сбор информации обо всех новых концепциях ведения боевых действий, замеченных в региональных вооруженных конфликтах. Разумеется, особое внимание уделялось войне во Вьетнаме. Западни из бамбука и прочие приспособления, применявшиеся вьетнамскими партизанами, тщательно изучались на предмет их эффективности на поле боя. В мой отдел поступили сведения о том, что повстанцы на юге использовали в качестве оружия пчел. Мы узнали об этом из выпусков новостей, и я отправилась во Вьетнам, чтобы ознакомиться со всем на месте. Это было тогда, когда Соединенные Штаты уже собирались выводить войска из Южного Вьетнама: сайгонский режим шатался, и партизанская война перерастала в полномасштабные боевые действия. Естественно, я уже не смогла найти свидетельств применения того самого странного оружия, которое меня интересовало. Но я пообщалась со многими повстанцами, выясняя подробности их действий в тылу врага, результаты которых, как выяснилось, сильно преувеличивались в военных сводках. Все те партизаны, которые использовали пчел, утверждали, что как оружие насекомые малоэффективны. Их воздействие на врага было сугубо психологическим: американские солдаты проникались верой в то, что в этой чужой стране для них все является непривычным и опасным.