Странно, но обычно в такие моменты (в присутствии красивой девушки, познакомиться с которой и влюбить ее в себя Леше не составляло особо труда) его тут же захлестывали пошлые мысли и фантазии по поводу очередной представительницы прекрасного пола, но сейчас, как бы Вершинин ни старался, этого не произошло. Он тут же понял, чем она может быть ему полезна; несмотря на то, что девушка играла строгость и соблюдала правила медицинского учреждения, медсестра Маша, сама того не ведая, сразу же оценила симпатичного подкаченного паренька и уже начала строить ему глазки.
– Дело в том, – Вершинин стал говорить официально, что придавало ему некого джентльменского шарма, – что за этой дверью лежит мой самый близкий друг. Мне жизненно необходимо было с ним увидеться. И ваш доктор – я не помню его имени – разрешил мне это сделать. Я очень переживаю за него: судя по всему, его состояние неутешительно, но я уверен, верю всем сердцем, что врачи поставят его на ноги. Бедный мальчик столько натерпелся. Я вижу, что вы отвечаете за моего братишку и ответственно подошли к этому делу, если поймали и прижали меня к стенке. Мне невыносимо наблюдать, как он мучается. Я просто места себе не нахожу. Можно ли вас попросить, – сестра внимательно слушала Вершинина, – принять мой номер телефона и позвонить в случае чего. Поймите, для меня это чрезвычайно важно – я в долгу не останусь, – говорил он.
Мария лукаво посмотрела на него и заулыбалась, пытаясь разгадать умелый маневр посетителя явно с целью очаровать ее, но ничего такого ей сделать не удалось – Машеньке наоборот стало жалко Вершинина, ведь она знала, что произошло с Тихомировым и какие муки он перенес на операции. Она решила принять предложение Алексея и помочь, чем только сможет. Ей даже стало жаль его – она согласилась:
– Что ж, ситуация явно непростая. Я так понимаю, что вы единственный близкий человек для этой семьи. Мама пациента Тихомирова… Александра Игоревна, кажется… тоже здесь лежит… и состояние ее ухудшается. Надо ведь кого-то держать в курсе, правильно? – она протянула Лехе маленький карандашик из своего кармана, загнула пару листов в охапке документов, которые несла, где на пустом месте Вершинин мигом начеркал номер своего мобильного.
– А где, говорите, она лежит?
– У самого входа в отделение, через четыре двери, – произнесла Мария, указав пальцем в сторону, откуда пришел Алексей.
Положив карандаш в нагрудный карман халата сестрички, Алексей улыбнулся и сказал:
– Спасибо вам огромное! – посмотрел на нее Вершинин. – Меня, кстати, Лешей зовут.
– Хорошо, Леша, – улыбнулась она. – Я позвоню, если что случится.
– Будет лучше, если ничего не случится, конечно, – поправил ее Леша. – Ну и так звоните… просто так, – подмигнул он Маше.
– Хорошо. Я, кстати, Маша, – забылась медсестра.
Вершинин улыбнулся:
– Я знаю, – сказал он. – До свидания.
Леша всегда старался не демонстрировать своих истинных чувств посторонним. Как только он отдалился от медсестры на безопасное расстояние, то его прежнее состояние распутья и безысходности вернулось.
У самого выхода из отделения находилось несколько общих палат – дверь в одну из них была приоткрыта. Он медленно прошел по коридору и остановился напротив нужной двери, вглядываясь в глубину палаты, в которой суетились врачи, подготавливая пациентку к переходу под усиленное наблюдение. Люди в белых халатах суетились вокруг койки, на которой в бежевой больничной сорочке лежала замученная женщина с бледным лицом, ломкими волосами, словно седыми, и бесконечно грустным выражением лица. Лежала она неподвижно, положив на грудь забинтованные руки.
Вершинин всмотрелся в лежащую женщину – он не верил своим глазам. Перед ним лежала Александра Игоревна Тихомирова, мама Димы. Ее было не узнать – настолько она была измучена.
Женщина медленно повернула голову и посмотрела в коридор – она и Леша встретились взглядами. Димина мама видела Лешу Вершинина не так часто, плохо знала его в лицо, но что-то ей подсказывало, что человек в коридоре нужен ей, что он связан и с ней, и с ее сыном, что этот человек важен, может, не для нее, но для Димки точно. Она чуть приподняла левую руку и сделала жест Леше, подзывая его к себе – проигнорировать знак Леша не мог. Осмотревшись по сторонам, он, поправив на себе халат, вошел в палату и подошел к кровати, на которой лежала Тихомирова, смотревшая на него тусклым взглядом, который вот-вот мог погаснуть. Странно, но никто его не выгнал, не оттолкнул, словно Вершинин был невидимкой.
Александра Игоревна протянула к Леше свою холодную руку и легонько обхватила теплую ладонь Вершинина. Растерянный парнишка жалобно смотрел на нее. Глаза его внезапно засветились от слез и подступившей горечи: он был виновен в незаслуженных страданиях этих милейших людей.
Александра Игоревна начала говорить, но делала это шепотом, глядя Леше в глаза, и ее взгляд, подобно взгляду Димы, пробирал мажора до костей:
– Тебя же Леша зовут? – молвила покалеченная женщина.
– Да, – кивнул он.