– Все можно исправить, Леша. Трудно это сделать, когда ты одинок и когда уверен, что ты особенный. К этому ты пришел сам. Я пытался что-то сделать, но, видимо, мне не суждено помочь. Я ошибся в тебе, поэтому придется тебе остаться с этим один на один, Леша. Раньше у тебя был шанс, был выбор, а теперь выхода нет – это вполне предсказуемо, и когда-нибудь плоды такой жизни, Леша, тебе придется пожинать. Я лишь хочу предупредить тебя. Желаю тебе добра, но вижу в тебе зло… и ты сам это осознаешь, но отказываешься это признать как самому себе, так и публично. Нужно признаться и покаяться… Ты для доброго не оставил места, ибо отвык от него. Твое падение перешло в заключительную стадию. Прости, но это правда… А то, что случилось, – речь давалась Тихомирову все труднее и труднее, – в общем… друзья так не поступают! Ты выбрал легкий путь, и с него уже невозможно свернуть, а ведет он в пропасть. Сам воюй со своими недостатками – ты их называешь конкурентными преимуществами. Я же не хочу страдать из-за этого…
Дмитрий Тихомиров имел в виду, что страдает (его страдание было многолико, но он хотел заострить внимание только на одном) оттого, что он не в силах как-то повлиять на Лешу Вершинина, исправить его. Неспособен он спасти друга от прикипевшей к тому расточительной жизни ловеласа, франта и мажора, которая просто так не уйдет и рано или поздно начнет причинять ему боль, муки и страдания вместо прежнего удовольствия и ощущения радости, отравляя его жизнь. Но сам Вершинин так ко всему этому привык, что был не в силах отказаться от этого, ибо он этим дышал, он этим жил.
Ему не суждено было до конца осознать, что же с ним творилось в этот день, куда сворачивала его жизнь, от чего хотел предостеречь его Дима и как его испытывала судьба.
– Дима! – воскликнул Леша. – Я знаю, что я виноват и раскаиваюсь перед тобой. Если можешь, прости меня…
Тихомиров устало взглянул на Вершинина, хрипло произнеся:
– Бог простит, Леша. Может быть, передо мной ты и извинился, а как насчет остальных? Всех твоих грехов ведь не сосчитать. Жизни тебе не хватит, чтобы заслужить прощения… Пора покончить с этим, слышишь? Процесс уже запущен, и жаль, что он начался с меня – я уже ничем не смогу быть тебе полезным, не смогу помочь, не смогу тебе доверять. Я выбился из сил… Впереди тебя ждет много испытаний и тяжб, которые ты заслужил, и мне остается в свой последний час сказать тебе все это… Ты всегда останешься во мраке – я страдаю за тебя, умираю за тебя, поэтому я уже не в силах простить… Надо бы тебе, прежде всего, попросить прощения у самого себя – ты сам во всем виноват. Я не знаю, как ты собираешься жить дальше. Я не могу больше быть твоим другом, Леша. Даже если ты действительно осознал все, прозрел, покаялся и готов измениться, то я тебе не помощник – утратил я веру, а сам ты будешь не в силах выкарабкаться из жестокости и несправедливости этого бренного мира, которые поглотят тебя, будто ты и вовсе не существовал. Ты все уже сделал сам… сам подписал себе приговор… сам себя зарыл…
Вершинин отрицательно мотал головой, напуганный словами друга, не принимая того, что все это говорил Дима Тихомиров. Лешин друг морщился от боли – он толком не помнил, что действительно высказал Леше, а что отозвалось ему в бреду.
– Прости, Леша, – выцеживал из себя слова Митя. – Я до последнего верил в тебя, но сейчас я хочу сказать… Это тяжело, но очень важно, ибо я не вижу другого выхода… Я так больше не могу – я окончательно в тебе разочаровался. Не друг ты мне больше… Уходи. Только Бог способен простить тебя и решить твою судьбу – я на это не способен. Уходи прочь!
После слов «не друг ты мне больше» Вершинина подкосило не на шутку, вновь резануло по сердцу и ударило в голову. Его дела, судя по всему, были очень плохи, если сам Дмитрий Тихомиров, искренний, честный, добрый и отзывчивый человек, утратил надежду и отрекся от друга, напоследок прогоняя его прочь.
Раньше Тихомиров никогда бы не сказал такого, но сегодня, понимая, что остаток его жизни, которая потеряла смысл, исчисляется часами, он решил высказать все свои опасения Вершинину по этому поводу, предупредить его, одновременно вынести ему вердикт, от которого им двоим было не по себе. Диме было чудовищно больно и мучительно отказываться от друга, разочаровываться в нем. Последней каплей стали события минувшей ночи.
Наверное, Лешу действительно нельзя спасти, переубедить, заставить измениться – умирая, Дима все же признал это. Он был ослеплен дружбой. Но сейчас – в тяжелейшем состоянии – Митя сделал ставку на жесточайшую правду. Может быть, его смерть что-то и изменит в Вершинине. Но в случае Лехи допустимо было либо его полное перерождение, либо исчезновение.