Шаровая молния

«Вот говно! Сам же орешь на всех на своих уроках, обзываешь, унижаешь, подъебываешь, а тут молоденькую и красивенькую училку загнобил и обосрал, будто сам такой весь невинный, – думалось Алексею. – Но спасибо тебе, подкинул ты мне идейку своими психами, – именно так копилка соображений, планов и сценариев развития событий в кабинете математики между Лехой и учительницей пополнилась. Леша понимал, что уговорить или даже заставить Екатерину Викторовну поставить ему трояк будет не так легко, как прогуляться по парку, но он пару минут посмаковал услышанное. – Размолвки на службе – ах, как это плохо и… приятно».

Алекс не стал задерживаться у директорского кабинета и мигом исчез оттуда – он пошел дальше, по направлению к кабинету математики. Вообще, когда он бродил по школе, то весело и счастливо оглядывался по сторонам: с каждым местом, с каждым кабинетом, с каждой лавочкой, партой, даже подоконником у Лехи была связана какая-нибудь история. Сейчас все увиденное спровоцировало в нем мощный поток приятных воспоминаний. Лицо его светилось от ностальгии, он чуть ли не подпрыгивал на ходу, а глаза его были не такими уж злыми и коварными. Но это окрыленное состояние легко было нарушить – он знал, что впереди его хорошее настроение кем-нибудь или чем-нибудь обязательно будет испорчено. Может быть, поэтому он делал гадости другим, потому что сам не ощущал счастья и радости. Либо ему никто не приносил столько положительных эмоций, как те, кому он регулярно портил жизнь (один бедный должник Олег чего стоит), или те, кого он шпилил.

Вершинин противоречиво относился к окончанию школы: с одной стороны, он не хотел покидать насиженное и знакомое место, а, с другой стороны, все это ему так приелось, так его достало, что он с удовольствием бы сменил обстановку, взял бы какую-нибудь новую высоту, позабыв о школе, которая, по сути, ничего дельного ему и не дала, а в инсте, как он говорил, точно покруче будет.

Летом в школе было угрюмо и безлюдно. Вершинин добрался наконец до кабинета учителя алгебры и геометрии Екатерины Викторовны Щедровой, которая чуть более пяти лет назад, с отличием закончив физико-математический факультет педагогического университета, пришла сюда на практику и наблюдала именно за Лешиным классом.

Алексей с ходу вошел в открытый кабинет – за учительским столом сидела его цель! Екатерине Викторовне Щедровой было 27 лет. Учитель математики была маленького роста, худенькая; активная и изящная девушка была приятна в жизни и строга и принципиальна на работе. Одевалась она всегда по моде, правда, в последнее время ее наряды стали попроще, но несколько откровеннее допустимых учительских, что наверняка выводило директора из себя. Но в этих развязных нарядах Екатерины Викторовны были и свои плюсы – один из них, например, заключался в том, что у ее учеников, в особенности пацанов из 7-9 классов, каким-то волшебным образом повысилась успеваемость по ее предметам… незначительно, но все же какая-никакая положительная динамика. Вот сегодня она была одета еще более или менее терпимо: красная блузка, черная юбка, такого же цвета блестящие туфли на высоком каблуке, состоящие будто из одних только застежек, плюсом чулки телесного цвета.

Личико Щедровой было маленькое. Ее зеленые глаза были невелики, но она носила большие очки в черной оправе, которые добавляли ей шарма и интеллигентности, добавляя к ее незаурядной внешности некой пикантности. Она любила ухаживать за своими русыми волосами, которые облегали ее голову, словно парик, скрывающий широкий лоб, маленькие уши и острую макушку. Брови у нее были пышными и симметричными; лицо не имело никаких изъянов кроме маленькой родинки, спрятавшейся у носа. Нос был широк, кончик его был аккуратненько загнут; казалось, что нос на таком маленьком лице занимает слишком много места, но это только казалось. Щеки Екатерины Викторовны были впалые, на них всегда присутствовал румянец; подбородок почти никак не выделялся. Рот, как и все остальное, был небольшого размера, но когда Щедровой приходилось улыбаться, то он у нее растягивался чуть ли не до ушей. Когда она сердита и сосредоточена или когда она весела и развязна, то все эмоции были буквально нарисованы на ее лице. По натуре она, конечно же, человек добрый и отзывчивый, но, что касается работы, здесь она правильна, скрупулезна, сердита, словно кроме ее родной математики, которую, по ее мнению, должны на зубок знать все, ничего более не существует.

Вершинин встал в дверях и громко крикнул, как громко и отчетливо солдат приветствует своего командира:

– Ну здравствуйте, Екатерина Викторовна! – с издевкой сказал Вершинин, всем своим видом показывая, как же ему неприятно здесь находиться и решать пустяковые, по его мнению, вопросы.

В классе было прибрано, стулья подняты на парты. Учительница сидела за своим столом.