Шашки наголо! Воспоминание кавалериста

«Я русский, курский из такой–то деревни, перешел к немцам. Здесь дают землю! Переходите к нам!» доносился голос из репродуктора. Он был слышен даже на наших огневых позициях, хотя мы располагались в более чем двух километрах от передовой. У нас громкоговорителей не было, на НП был только сломанный граммофон. Я позвонил на НП комвзвода управления лейтенанту 30зеву, чтобы он дал наш должный ответ предателю через граммофонную трубу. 30зев без промедления высказал немцам и изменникам наше общее мнение о них и об их бесславном конце, закрепив свое выступление, для ясности, крепким русским проклятием. После обмена такими «любезностями» началась обоюдная, плотная, пулеметная и артиллерийская перестрелка.

Но все же поговаривали, что после этой радиопередачи немцев были перебежчики из курских, которые «клюнули» на немецкую пропаганду, после чего курских из передовой убрали.

На очередном семинаре в штабе дивизиона один шутник из офицеров штаба заявил:

— А мы в окружении. Молодые немцы в Курске!

— Откуда они взялись? Что, десант?! Шутишь, что ли?!

— Ну, что в окружении — это шутка. А вот что молодые немцы в Курске, это точно, их курские бабы нарожали от немцев!

В тылу батареи, в метрах 300 от КП, располагались: кухня, продуктовые и боевые (для минометов, мин, зарядов, патронов, ПТР и т.д.) брички, лошади и даже приблудная корова. Была и настоящая деревенская баня. Короче, все старшинское хозяйство. Баня и корова были за санинструктором, сержантом Аней. Раз в неделю, если было тихо, объявлялся банный день. Вот и сегодня Аня командует:

— Первый взвод, в баню, по очереди первое, а потом второе орудие.

Сама Аня моется первой. Солдаты шутят:

— Нас за одним разом целое орудие, а сама одна.

— А зачем одна, вот и лейтенант со мной помоется и спинку потрет. Если согласится.

— Я не против!

— Да тебе молоденького подавай, да не ниже лейтенанта, а мы не в счет.

После бани чистое белье и стакан парного молока из–под коровки, а то и 100 грамм фронтовых. Живи, да радуйся!

В начале второй декады августа батарея как никогда была пополнена большим количеством боеприпасов. В районе расположения батареи появились новые пехотные части. Слева от нас заняла огневую позицию батарея 76–мм орудий ЗИС–З И начала пристрелку. С КП поступила команда подготовиться к ведению стрельбы по всем ранее пристрелянным целям с основной огневой позиции, чего раньше никогда не было.

Подошла наша очередь … Мы без устали обрабатывали передний край противника, уничтожая цели, разведанные за долгое сидение в обороне. Вели огонь всей батареей, накрывая площади немецких позиций и траншей по ту сторону Сейма. В то же время мне было странно, что обработку переднего края вела только наша батарея, в то время как на этом участке можно было сосредоточить огонь не только нашего дивизиона, но и других дивизионов полка. Долговременная и глубоко эшелонированная оборона противника, укреплявшаяся в течение трех месяцев, требовала массированного многочасового артиллерийского И авиационного налета многих соединений армии и фронта. Такого массированного налета произведено не было. После стрельбы на поражение заранее разведанных огневых точек, беглого огня и стрельбы по площадям нашей батареей началось наступление пехоты на нашем участке фронта …

Огонь батареи был перенесен в глубину обороны противника. От беглого огня стволы минометов раскалились докрасна. Но, несмотря на нашу интенсивную артподготовку, немецкая оборона была еще довольно боеспособна, и при переправе через Сейм много наших бойцов погибло. Через расположение нашей батареи проходили толпы раненых, они говорили, что Сейм стал красным от крови. Безуспешное наступление продолжалось до самого вечера, до темноты. Я терялся в догадках, не понимая «неразумные» действия нашего командования.