В мучительном душевном борении Костя прервал его голосом раскаяния:
- Понял, понял я, Матвей Матвеич! Ничего не говорите мне больше... Понял. Надо - сделаю!..
Так принял он задание - разведать, узнать доподлинно, без всякого шума и как можно быстрее, справедливо ли возникшее у Кедрова подозрение, что Кондратьич - провокатор.
А возникло это подозрение таким путем.
Как волостной писарь, Матвей Кедров всегда сам доставлял своих новобранцев в призывное присутствие. И с первого же раза воинский начальник изволил высказать, что вот калиновский, дескать, писарь, этот не чета другим: непьющий, толковый, не суетлив, расторопен; видать, не взяточник; хорошо грамотен. А главное: и списки, и люди у него в полном порядке! И, даже обратившись к нему на "вы", он тогда же начальственно похвалил Матвея: "Вы, Кедров, умеете обойтись с народом!"
Что правда, то правда: обойтись с народом Матвей Кедров умел-таки!
С тех пор волостной писарь из Калиновки назначался как бы старшим из писарей на все время воинского призыва. Он и дневал и ночевал в управлении воинского начальника. Все списки шли через него.
А о том, что именно кедровского приема призывные, попадая на фронт, в первую очередь и "оказывали акты прямого вооруженного неповиновения", все чаще и чаще отмечаемые в секретных донесениях контрразведки; о том, что именно через его руки прошедшие "сибирячки" и учиняли большевистские митинги, иной раз прямо среди фортов крепости; о том буквально л и с т о п а д е большевистских прокламаций против царя и войны, который засыпал окопы и тыл сибирских дивизий, - обо всем этом здешнее воинское начальство и не подозревало!
Однажды работавшему вот так, временно в канцелярии воинского начальника, писарю Кедрову пришлось принять для срочной отправки на фронт сразу пятерых военнообязанных с чугунолитейного завода Башкина.
Так было заведено: как только администрация завода сообщала военному начальству, что такой-то и такой-то военнообязанный слесарь, молотобоец, доменщик "замечен" и, по-видимому, "неблагонадежен", его тотчас же забирали с завода и отправляли на фронт.
Всех этих пятерых рабочих Матвей Кедров знал лично и помимо списков: да еще бы не знать, когда все они были из его подпольной большевистской группы на заводе Башкина.
Отсылаемые на фронт, впрочем, горю и унынию не предавались. Угрюмо пошучивали:
- Посмотрим, где хуже, поглядим, пока зрячи: покуда глаза нам в башкинском аду не выжгло!
- Вот именно! А до чего хитер, паразит! В газетке про него пропечатали: городская, дескать, дума благодарность выразила владельцу чугунолитейного завода господину Башкину - неукоснительно снабжает лазарет госпожи Шатровой цветами из своих собственных теплиц. Без-воз-мездно!.. Вот он какой у нас, хозяинушко. И не знали, какого благодетеля лишаемся!
- Не горюй! Вот погоди, покалечат тебя на фронте - попадешь в здешний, наш госпиталь, тогда и цветочков башкинских нанюхаешься.
- Ха! Нанюхаешься! - когда нюхать-то нечем стало: за пятнадцать лет лёгки-то выгорели в литейной в его, проклятой!..
Отсылкой на фронт сразу пятерых из его большевистской группы Кедров был сильно встревожен. Такого случая на чугунолитейном заводе Башкина за всю войну у него еще не было.
Было ясно, что всех выдал провокатор. Сопоставляя события, ведя через посредство старых рабочих-большевиков как бы тайное следствие, Матвей Матвеич пришел к подозрению, что здесь замешан брат Кости - Семен Кондратьич Ермаков. Отсылка пятерых на фронт произошла близко того времени, когда Кондратьич, уволенный Шатровым, поступил мастером на завод Башкина. На заводе про него стало вскоре слышно, что Ермаков "поругивает царя", собирает у себя кой-кого из рабочих... Выпивают...
Быструю, тайную и окончательную разведку можно было произвести лучше всего через брата Кондратьича - через Костю Ермакова.
Такое решение и принял Кедров. Так вот и возникло "особое задание", в котором теперь, на мельнице у Шатровых, отчитывался перед Матвеем Матвеевичем Константин.
Выполняя поручения хозяина по ремонту частей турбины, вальцев или чего-либо другого, Константин Ермаков нередко бывал на чугунолитейном заводе. Сам Башкин хорошо знал его, как доверенного у Арсения Тихоновича Шатрова, и принимал соответственно. Однажды даже спросил, виделся ли он со старшим братом? "Нет". - "А что так?" - "Да так, Петр Аркадьевич, Отвыкли друг от друга..." - "Ну, ну! И все же, я думаю, тебе не будет неприятно узнать, что он у меня на хорошем счету? Я им доволен: мастер преотличный!"
Константин промолчал.
Случайно братья-таки встретились в литейном цехе.
Костя стоял, ужасаясь: да как же это люди, с дыханием, с живой кровью, могут выдерживать этот ад?!