Шатровы (Книга 1)

Зато совсем по-иному вел себя "середний Шатров", семнадцатилетний Сережа, стройный, поджарый, со строго красивым лицом и мелкими, а не крупными, как у отца, темно-русыми кудрями. "Завтрашний юнкер" — так величал он себя, а пока что это был гимназист на переходе в восьмой, с переэкзаменовкой по алгебре. Он-таки натянулся! Искорки буйства вспыхивали в его серых, чуть осоловевших глазах. Только еще не с кем было поссориться. А пока он пытался провозгласить какой-то мудреный, всеобъемлющий тост и все требовал внимания, позвякивая ножом о пустой бокал на столе. Было тут и "за славу русской армии", и "за победу русского оружия над тевтонским варварством", и за молодую красавицу лесничиху, которая, дескать, только в силу своей несчастной судьбы сидит сейчас не за этим, а за тем, супружеским, столом, но это, мол, не надолго! Его плохо слушали: каждый был занят своим, и тогда он, вдруг гневно зардевшись, извлек из кармана никелированный, светлый браунинг и, держа его на ладони, показал зачем-то Кире Кошанской, что сидела напротив, рядом с его боготворимым другом и ментором — прапорщиком Гуреевым. С грозно-трагическим намеком Сережа Шатров во всеуслышание заявил, что хотя он и не офицер, но в делах чести пощады не даст никому, пускай это будет даже его задушевный друг, и позовет его к барьеру. А та, которая…

Тут обеспокоенный за него Гуреев извинился перед своей соседкой, перешел к нему и, успокаивая разошедшегося юнца, осторожно выкрал у него из кармана пистолет, а самого тихонечко вывел в сад — освежиться и выкупаться в купальне, что стояла тут же, за тополями сада, под берегом.

На веранде Сергей всхлипнул и припал лицом к столбу.

Тревожным взглядом проводила их Ольга Александровна: ох, не нравился ни ей, ни Арсению этот закадычный друг и учитель Сергея!..

Перед самым спуском на мостки, соединявшие плавучую, на бочках, купальню со ступенями берега, Сергей вдруг заартачился. Одной рукой уперся в березу над обрывом, в хмельном внезапном гневе вскричал:

— Постой, погоди, Александр!.. Что ты ведешь меня, как пьяного?! Р-р-разве я пьян?.. И прежде всего отдай мой браунинг. Ты слышишь?! Иначе ты мне враг!..

Он горделиво и требовательно протянул руку за пистолетом.

И Александр Гуреев, поколебавшись, возвратил ему браунинг.

— Только, Сереженька, милый… я знаю, ты не пьян… но…

— Никаких «но»! Смотри.

Сказав это, Сергей, с трудом выправляя шаг, отмерил от берега ровно двадцать шагов, остановился лицом к реке и стал целиться в молодую белоствольную березку над обрывом.

— Ты с ума сошел?! Что ты делаешь? Ведь услышат: переполошится весь дом!

— Не бойся: мой «малютка» не громче, чем пробка из шампанского. А вот как бьет — сейчас увидишь. Считай: я стреляю вот в эту… девушку. Он показал на березку.

Пожав плечами, Гуреев стал за плечом стрелка.

— Промажешь!.. Бородой пророка клянусь: промажешь. Лучше отложи, Сереженька, до более…

Но уж захлопали, и впрямь негромко, с небольшой расстановкой выстрелы.

Отстрелявшись, Сергей поцеловал свой серебряный «дамский» браунинг, похожий на миниатюрный портсигар, и, не оглядываясь даже, подал знак рукою: считать попадания.

Оба подошли к березке. Ни одного промаха!

В белоснежной коре темные коротенькие щелки от пуль были все до одной, счетом: вся обойма. И зияли не вразброс, а гнездом, кучно.

И лишь теперь Сереженька соизволил повернуться лицом к своему другу и наставнику:

— Ну, что — кто из нас пьян?!

— Я, я, Сереженька! Винюсь… Ты стреляешь, как молодой бог. Я офицер армии его величества, твой учитель в стрельбе, — и вот я поражен. Ma foi! (Клянусь!)

Сергей гордо и радостно тряхнул головой. С пьяной растроганностью сжал руку Гуреева и долго ее потрясал.

А тот, лукаво рассмеявшись, вдруг сказал:

— Я очень жалею, что ты расстрелял всю обойму.

— Почему?

— А видишь ли, я за неимением яблока вырвал бы репку… — Тут он указал на огород в углу сада. — Вырвал бы, положил себе на самое темя и сказал бы: "Сергей, стреляй!" И не сморгнул бы!.. Клянусь: ты — второй Вильгельм Телль. У англичан в их армии, я читал, таких, как ты, называют «снайпер»… Да-а, не хотел бы я оказаться на месте того человека, который приведет тебя в гнев: я ему не завидую!

— Я тоже!

Дружными криками застольных приветствий встретили оба застолья возвращение Арсения Тихоновича с запоздавшими дальними гостями из города.

Хозяин разом всему обществу представил вновь прибывших:

— Прошу, господа, любить и жаловать: Петр Аркадьевич Башкин — мой верный и старый друг, чье имя вам всем, сынам Тобола и Приуралья, хорошо известно, — пионер металлургии и турбостроения в наших краях. Он прибыл к нам со своим помощником — техником-установщиком Антоном Игнатьевичем Вагановым, который изволил приехать к нам на все лето с женою Анной Васильевной и юной дщерью Раисой Антоновной.

Опять все приветственно захлопали. Шатров радушным движением руки и глубоким поклоном пригласил новых гостей за стол.