Всемила готова была простить Драгутину старую оплошку, совершенную по молодости лет, хотя неверность боярина в пору их страстной любви наполняла ее сердце горечью и обидой, но она не могла ему простить сегодняшнего молчания, за которым таилось коварство такой глубины, что об этом даже думать было страшно. А ведь Всемила сделала все от нее зависящее, чтобы даже тень подозрения в связях с нечистыми не пала на боярина. Своей волей, несмотря на глухое недовольство многих ведуний, числивших за Драгутином несмываемые грехи, возвела она его на Макошино ложе, принудив богиню к акту любви и всепрощения. Всемила знала, что над головой Драгутина висит приговор и что тайные убийцы рыщут по его следу. Этот приговор был ему вынесен от имени Кибелы, и многие ведуньи склонялись к мысли, что приговор вынесен справедливый. Так было, пока боярин не стал на священном ложе тайным мужем богини. Сей торжественный акт любви, совершенный на глазах кудесника Сновида, снимал все подозрения о немилости к боярину богини, которая в иных землях называлась Кибелою, а в землях славянских стала Макошью. А значит, не правы те, кто утверждает, что ложе Кибелы попало в славянские земли случайно, что вывезено оно было из старого храма обманом и что богиня никогда не возляжет на него, тем более с мужем славянским. И еще говорили многие, что Кибела по-прежнему желает властвовать над миром и первенствовать среди богов Ойкумены, а быть просто Макошью и бабьей богиней ей срамно. Тайный брак с боярином Драгутином доказал, что не крови жаждет богиня, а любви. Эта любовь способна заполнить чадами пустующие ныне земли и наполнить жизнь славян великой радостью.
Так истолковала волю богини после ночи любви, проведенной на священном ложе, кудесница Всемила, и это ее толкование подтвердили кудесник Велеса-бога Сновид, кудесник Даджбога Солох и кудесник Перуна-бога Вадимир. Истолкование это было распространено по всем землям, где кланяются этим же богам, хотя и под другими именами.
Толкование Всемилы основано было на том, что боярин Драгутин хоть и вершил дела, не всегда угодные богам, но сердцем чист. А ныне выходило, что первая ближница Макоши ошиблась, исказив волю богини в угоду своему любящему сердцу. Выходило, что правы те, кто считает, что богиня в любом из своих воплощений жаждет власти и кровавых жертв. И служить ей должны не женщины, а мужи-скопцы, которые лучше понимают волю богини. Сейчас в сердце Всемилы закрадывалось сомнение – уж не этим ли силам служит боярин Драгутин? Не с теми ли он связан людьми, которые считают, только впитавшая жертвенную кровь и помолодевшая от этой крови богиня-мать Кибела способна противостоять тому богу, которого ныне прочат в вершители судеб мира иудеи и истиане? Драгутин долго жил в иных краях, и нет у Всемилы полной уверенности в том, что не оступился там боярин и не пал в капкан, расставленный силами, чуждыми славянскому. Память возвращала Всемилу ко временам почти двадцатилетней давности. Драгутин боролся тогда не только с дядей своим Богуславом, но и с каганом Битюсом, грабя купеческие караваны и разбивая в прах хазарские отряды, которые наводнили в те времена радимичскую землю под предлогом наведения порядка. В стольном радимичском граде одесную дряхлеющего князя Будимира сидел Битюсов наместник ган Жита, а из-под его руки скалились в сторону ближников славянских богов скифские и печенежские ганы. И среди них в пору еще молодой, но уже тогда толстый и жадный – Митус, которому богатства радимичской земли и по сию пору не дают спать спокойно. Бок о бок с Драгутином сражались «белые волки» Божибор и Буривой, родовичи Всемилы. Их нападения на хазарские отряды сильно досаждали наместнику Жиряте, и он грозил войной Гостомыслу Новгородскому, если тот не уймет «белых волков» и не выдаст боярина Драгутина. Князь Будимир только головой кивал в знак согласия со словами Жиряты, а его сыновья Борислав и Богдан в открытую стали на сторону хазар. Случилось неслыханное прежде в славянских землях: мечники гана Митуса и Борислава Сухорукого захватили Макошину обитель и обвинили тогдашнюю кудесницу Светляну в пособничестве разбойникам.