Шатун

Ирина медленным шагом прошла по тропе, покусывая кончик телефонной антенны. Марат хоть и говнюк, но кое в чем, конечно, прав. Рыльце у этой дурехи, в самом деле, в пушку. Да еще в каком! Она, по сути, сообщница Курги. Брат поручил ей самую ответственную процедуру - получение денег. И никто ей не поверит, расскажи она, как рюкзак с деньгами вдруг отобрали неизвестные ей люди. Оперативники руками замашут: врешь, сучка! Спрятала где-нибудь до лучших времен!

В конце концов, остается шанс, что эти лоботрясы все-таки поймают ее, не дадут далеко уйти. Если они исправят свою ошибку, то заткнуть рот девчонке с легкостью можно будет «признанием». Пригрозить: если ляпнешь кому-нибудь о том, как тебя заперли в подвале, так «признание» сразу попадет на стол прокурору, и твоему братцу кранты!

Значит, волноваться нет особой причины. Если эта Вера не полная идиотка, то она не станет обращаться в милицию, а наоборот - постарается тихо и бесследно исчезнуть. В этом случае брат будет сам отдуваться на суде, а она останется вне подозрений.

Успокоившись, Ирина повернула назад, к трубе. Теперь другая проблема: как объяснить Курге, почему в данный момент переговоры с сестрой невозможны? Если сказать правду, мол, радуйся, твоей сестричке удалось сбежать на волю, то не станет ли он требовать свое «признание» назад? Станет, наверняка станет. И еще палить из своей берданки начнет. Даже такой тюфяк запросто может озвереть, когда осознает, как его крепко надули и в какое дерьмо он сам себя окунул. Пока подоспеет Леша с ребятами, от кого ждать помощи? От дегенеративного Пирогова?

Тогда лучше солгать. Сказать что-то неопределенное. Вроде: Вера сейчас спит. Или: Вера отказалась говорить с тобой.

Ирина так и не решила, что она скажет Курге. Едва она приблизилась к трубе, как дверь распахнулась и из темноты показалось озверелое лицо Курги.

- Ну?! Что?! - захрипел он. - Не тяните же!!

- Все в порядке! - кивнув, ответила Ирина.

- Дайте же трубку! Она уже на связи?

- Нет, подождите! - отводя глаза от невыносимого взгляда Курги, ответила Ирина. - Я договорилась, ее скоро отпустят - живой и невредимой. Но сейчас, к сожалению, она не может с вами поговорить.

- Почему? - произнес Курга, и Ирина увидела, как смертельная белизна заливает его лицо.

- Понимаете, - стала с ходу сочинять Ирина, - она сидит в таком подвальном помещении, где мобильный телефон не берет.

- А разве, - едва слышно произнес Курга, - разве ее нельзя вывести из этого помещения наверх?

- Пока нельзя! - начала злиться Ирина. - И на это есть объективные причины. Что вы беспокоитесь? Я же вам сказала - все нормально! Ее отпустят! Чуть позже!

Курга, глядя остекляневшими глазами на Ирину, медленно качнул головой.

- Я вам не верю, - одними губами шепнул он. - Они ее убили…

- Это уже ваши проблемы! - отмахнулась Ирина. - Я что - попугай, чтобы по сто раз одно и то же повторять? Жива ваша сестра! Жива!

Она никогда не видела таких страшных глаз и едва сдерживалась, чтобы не повернуться к Курге спиной. Он еще что-то прошептал, но невнятно, и Ирина не разобрала ни слова.

Не говоря более ничего, он повернулся и, шаркая ногами, стал медленно подниматься по лестнице. Дверь не захлопнулась, ее по-прежнему удерживала дощечка. Ирина стояла и слушала, как завывает в трубе сквозняк. В душе ее вдруг шевельнулось какое-то странное и очень неприятное чувство: на мгновение ей вдруг показалось, что это она идет вверх по винтовой лестнице в бесконечную пустоту - измученная от недосыпа, от холода и грязи, истерзанная одиночеством и потерей последнего человека на земле, который ее любил…

Она тряхнула головой, прогоняя это глупое наваждение, глубоко вздохнула и повернулась лицом к горам, уже почти полностью скрытым облаками. «Как быстро испортилась погода, - подумала она с сожалением. - А утром было солнце, и казалось, что голубое небо и сверкающие ледники - это навечно».

Она вздрогнула от грохота выстрела, который эхом заметался по тесной трубе. «Господи, что это?» Минуту Ирина стояла замерев, прислушиваясь к завыванию сквозняка. Потом с опаской приоткрыла скрипучую дверь, зашла в коридор и стала на цыпочках подниматься.

Курга лежал на ступенях головой вниз. Из его почерневшего раскрытого рта толчками выплескивалась темно-вишневая кровь. Ружье валялось в ногах, и одной рукой Курга все еще сжимал ствол.

«Дурак! - подумала она, не давая предательской жалости охватить ее душу. - Сам виноват. Надо было набраться терпения, и увидел бы свою убогенькую сестру… Ох, все-таки совок - он и есть совок. Даже не попытался отобрать у меня свое «признание».

Осторожно, чтобы не наступить в ручеек крови, Ирина поднялась к трупу, открыла саквояж, вынула «признание» и вложила его в скрюченную ладонь. Принтерную фотографию «распятой» Веры она подняла с пола, чиркнула зажигалкой и поднесла к ней огонь. Девушка, корчась, сгорала как еретичка в инквизиторском костре.