Шатун

Рогволд не сразу сообразил, где находится этот ручей. Пришлось Осташу объяснять князю, где заканчиваются волостные земли. Рогволд понял только, что находится Синий ручей у черта на рогах, и не совсем понятно, зачем он вообще понадобился Осташу. Добро бы боготур близ большого града садился, а то залез в глухомань, чуть ли не в Поганые болота. Впрочем, откуда вылез, туда и вернулся.

— Поганые болота чуть в стороне остаются, — возразил Осташ. — А за Серебряным озером начинается лес, который тянется на сотни верст. А далее —степи хазарские.

— Бери, — махнул рукой Рогволд. — Если городец там поставишь, то быть тебе в тех местах судьей, а судные деньги я с тебя поперву брать не буду. В том слово даю в присутствии Велесова волхва и Макошиной ведуньи. Что до Златы, то она сейчас на дальней усадьбе — поезжай и забирай ее. А о приданом мы с тобой поговорим после свадебного пира.

Осташ, похоже, не ожидал, что все обернется для него так легко и быстро, оттого и сидел в растерянности, не зная, что сказать Рогволду на прощанье.

— Оставайся с миром, князь, — пришел ему на помощь Шатуненок. — Пусть твой дом будет полной чашей.

— И вам доброй дороги, — не остался в долгу Рогволд. — Да помогут вам Велес и Стрибог.

Зоря пошел провожать гостей, а Рогволд в ярости едва не плюнул им вслед. Злоба, душившая князя, отчасти была наигранной, и он не мог не отдавать себе в этом отчета. Как ни крути, а он подставлял своего несостоявшегося зятя под мечи хазар гана Горазда. Уж Горазд-то точно не упустит случая посчитаться с Осташем за утерянный Берестень. Совесть вдруг проснулась в Рогволде, и эту совесть он сейчас пытался усмирить яростью и бранью. Брань не помогла, зато помог кубок медовой браги, выпитой одним махом. Брага утишила бурю, бушевавшую в груди князя Берестеня.

В конце концов, Осташ сам виноват. Смердом мог бы дожить до глубокой старости. А если вздумал лезть в племенную старшину, где и без вилявого простолюдина тесно, то любой из тех, кому он на ногу наступил, вправе его шпынем в бок ткнуть. Коли слаб сердцем и умом скорбен — не стремись к цели, которая тебе не по зубам.

То ли брага сморила Рогволда, то ли огорчение, но заснул он крепко, а проснувшись, не сразу поверил собственным глазам. Кого он не чаял увидеть в своей ложнице, так это вилявую женку Раду. Правда, пришла она не одна, а в сопровождении Зори, который внимательно следил за вползшей под Рогволдов кров гадюкой.

— Жучинова лазутчица! — радостно протянул Рогволд. — Вот не ждали так не ждали.

Раду, однако, не смутили ни слова князя, ни злые взгляды, которые он на нее бросал. Женщина спокойно присела на лавку у стены, отодвинув валявшиеся на полу сапоги.

— Сладко спишь, князь, так ведь и Страну Света можно проспать, угодив ненароком в Страну Забвения.

— А тебе какое дело до моей души?

— Не чужой ты мне все-таки.

Рогволд захохотал, и даже без большой натуги, словно женщина его действительно позабавила:

— Таких нечужих, как я, у тебя десятка два, не менее.

— Я ведь ведунья матери всех богов, — спокойно отозвалась Рада. — А моя богиня не только властолюбива, но и сладострастна.

— Такие, как ты, женщина, богам не служат, а только пачкают их светлые образы в глазах людей.

— А какую вину ты за мной числишь? — спокойно спросила Рада.

Ее спокойствие Рогволду не понравилось. В его груди закипела ярость, но плескать ею он не стал, дабы вершить суд на холодную голову.

— Зубы мне не заговаривай, — ласково улыбнулся Рогволд. — Взыскиваю я с тебя за предательство. Смертью карать не буду, но кожу с тела кнутом спущу.

Зоря, повинуясь жесту князя, в два счета скрутил Раде руки. К удивлению Рогволда, та даже не сопротивлялась.

— Всыпь ей десятка полтора.

— Не многовато ли будет? — покачал головой Зоря.

— Она женщина живучая, — усмехнулся Рогволд, — охочая как до мужских ласк, так и до мужских таск. Откуда она взялась?

— Сорока с Усыгой поймали ее на дороге, — пояснил Зоря. — Говорят, случайно столкнулись.

— Расторопный у меня приказный, — слегка удивился Рогволд. — Зови его ко мне.

Зоря увел женщину, которая, к удивлению князя, даже бровью не повела, услышав о предстоящем жестоком наказании. А зря. Может, если бы в ноги пала, то Рогволд смягчился бы сердцем. Но коли она упрямиться вздумала, то самое время поучить ее уму-разуму.

Сорока впорхнул в ложницу растрепанной птицей и закивал, задергал длинным носом, рассыпаясь перед князем мелким бисером.

— Где пропадал? — холодно отозвался на его приветы и пожелания Рогволд. — За этот срок пять раз туда-сюда обернуться можно было бы.

— Все сделал, как было велено, — заюлил Сорока. — А на обратном пути повстречался нам мечник из великокняжьей дружины, знакомый Усыги, и огорчил нас вестью о болезни Всеволода. Вот мы и решили разузнать подробности.

— И что узнали?

— Совсем плох Великий князь, — завздыхал Сорока, — лежит в горячке, с тела спал, а какая хворь на него напала, не могут объяснить ни волхвы, ни баяльники. Слух на торгу идет, что не жилец князь на этом свете. Усыга наведался к приятелям в детинец, и те ему подтвердили — плох.