Шатун

— Борислава в стольном граде нет, — спокойно продолжал Торуса, — и тебе, Богдан, достанутся все шишки. Зачем ты вообще полез в заговор, если ты брат Великого князя и останешься им, кто бы ни сидел на великом столе, Всеволод или Борислав? Драгутину известно все о заговоре Сухорукого, и за спиной у даджана рать в пять тысяч воинов. При таком раскладе князю Всеволоду ссориться с ним не резон. Наоборот, как только в детинце узнают, что Драгутин избежал ловушки, там сразу же раскроют ваш заговор, и боготур Скора по слову князя Всеволода разорит твою усадьбу, Богдан, и предаст здесь всех мечу. Просто из предосторожности, чтобы обитатели этого терема не наболтали лишнего.

— Это ты предупредил Драгутина? — прищурился на боготура Рогволд.

— И тем самым спас тебе жизнь, — холодно отозвался Торуса. — Вы с Богданом всего лишь разменная монета в большой игре. Всеволоду действительно мешает боярин Драгутин, но не в интересах Великого радимичского князя война с князем Яромиром.

— Ты клевещешь на моего брата Всеволода! — выкрикнул Богдан.

— Ой ли, — усмехнулся Торуса. — Ты загляни в свою душу, Богдан, много ли там любви к брату, так почему Всеволод должен питать к тебе добрые чувства? Возможно, князь не все знает о ваших с Бориславом намерениях, но знает он достаточно, чтобы повесить тебя с легким сердцем.

В задумчивость после слов гостя впали оба — и Рогволд, и Богдан. Торуса не поручился бы, что все сказанное им за этим столом — правда, ибо чужие мысли он читать не научился. И тем не менее он не считал, что ради спасения Вузлева оболгал Всеволода. Ибо Великий князь был не настолько прост, чтобы поверить показаниям вилявой женки Рады. И даже ревность Всемилы не заставила бы Всеволода начать охоту на даджана, если бы он не видел в этом своего личного интереса.

— Боготуров вином опоили? — спросил Торуса у призадумавшегося Рогволда, который только криво усмехнулся в ответ.

— Отпустите их, — негромко бросил Богдан своим мечникам.

Ждать пришлось недолго. Торуса не успел осушить кубок, как в дверях возникли Вузлев и трое его товарищей, безоружные, но на все готовые. Если судить по лицам, то ярость их просто распирала.

— Вино оказалось слишком крепким, — развел руками Рогволд. — Мы с Богданом только-только очухались. Не иначе какая-то вражина подсыпала в вино сон-травы.

— Ладно, Рогволд, — зло прищурился Вузлев, — сочтусь я когда-нибудь с тобой полной мерой за это вино. А с тобой, Богдан, за запоры.

— Какие запоры? — изумился Рогволд. — Да вы что, боготуры? Я понимаю, ближникам Велеса срамно напиваться до полного бесчувствия, но вины хозяина в этом нет. У вас своя голова на плечах. А если начнете напраслину возводить на Богдана, то я всем скажу, что боготуры Вузлев, Соколик, Любомир и Синегуб два дня беспробудно пили, а после спали. Ныне же плетут непотребное, чтобы срам свой прикрыть и оправдаться в бесчинствах.

На лицах молодых боготуров читалось явное желание пустить в ход кулаки, но Вузлев уже, похоже, сообразил, что объяснение, придуманное Рогволдом, не самый худший выход из создавшейся ситуации и что до поры до времени его следует принять.

— Отдайте боготурам оружие, — распорядился приободрившийся Богдан.

Присесть к столу боготуры наотрез отказались и, разобрав оружие и бронь, направились к выходу. В отличие от них, Торуса любезно раскланялся с хозяином, а Рогволду сказал на прощанье:

— Я бы на твоем месте поспешил в Берестень, а стольном граде тебе делать нечего.

Рогволд открыл было рот для возражения, но Торуса его слушать не стал и покинул гостеприимный Богданов терем вслед за рассерженными боготурами. Садясь на подведенного расторопным челядином коня, Вузлев спросил у Торусы:

— Это Сухорукий нам наворожил?

— Дело не только в Бориславе, но и во Всеволоде, — негромко бросил Торуса.

Вузлев соображает быстро и, надо полагать, без подсказки товарища догадается, зачем князю Всеволоду понадобилось изолировать, а в будущем, возможно, и устранить близких к кудеснику Сновиду боготуров.

— Зачем ты вообще сюда полез? — спросил Торуса, выезжая в распахнутые ворота.

— Рогволд обещал показать нам женщину, которая возвела напраслину на Драгутина. Я ведь Рогволду верил как самому себе. С малых лет кашу хлебали из одного котелка.

— Ныне у каждого каша своя, — горько усмехнулся Торуса.

Вузлев промолчал, тяжело, видимо, переживая измену Рогволда. Сновидов внук самолюбив и неожиданное пленение переживает болезненно. Рогволд, хорошо знающий Вузлева, правильно рассчитал, что старый его товарищ не станет распространяться о своей промашке на каждом углу. И уж тем более не станет требовать у Великого князя наказания обманувших его людей. В создавшейся ситуации Рогволд без труда выведет Вузлева на всеобщее посмешище.

— Скора знал, что мы у Богдана? — спросил Вузлев.

— Знал, — не стал кривить душой Торуса. — Мне он советовал не совать нос в чужие дела.

— А ты все-таки сунул?

— Вспомнил о каше, — усмехнулся Торуса. — Я ведь не князь и на великих столах мне не сидеть.