Шатун

Рогволд засобирался в дорогу сразу же после того, как боготур Торуса вызволил Вузлева со товарищи из слишком уж гостеприимных объятий Богдана. Перед отъездом он навестил Великого князя Всеволода, который свежестью лица и бодростью тела начисто опровергал слухи о своей скорой смерти. Рогволду оставалось только подосадовать на себя за легковерие. Еще каких-нибудь два дня назад и сам Великий князь, и его ближники сочувственно внимали словам Рогволда и готовы были принять за истину все, что говорила Рада о боярине Драгутине. Ныне все изменилось: боготуры насмешливо косились на князя Берестеня, а Всеволод только руками разводил, удивляясь, как опростоволосился Рогволд, поверив лживым словам вилявой женки. Сам же Великий князь наветам на Драгутина не верил никогда, ибо вот уже двадцать лет боярин был его надежным и проверенным другом, соратником в нелегкой борьбе против жадных до почестей и злата ганов — что радимичских, что урсских, что хазарских.

Сказано это было в присутствии не только ближних боготуров, но и многих радимичских старейшин, что сразу же положило конец слухам, порочащим боярина Драгутина. Притихшие старейшины и возликовавшие боготуры внимали Великому князю с усердием, после чего выразили одобрение его словам дружным хором. Был здесь и Богдан, обласканный, к удивлению Рогволда, Великим князем. Причем Всеволод назвал Богдана продолжателем и хранителем своих дел. Заявление это было неожиданным не только для боготуров и старейшин, но и для самого Богдана, который так и застыл с открытым ртом. Эти слова, кроме всего прочего, означали, что никакого взыска ни с Богдана, ни с близких ему старейшин не будет, если, разумеется, они выразят преданность Великому князю и жертвами богу Велесу искупят смущение в умах, которое имело место быть в результате посулов недобрых людей. Речь Всеволода была замысловатой, но и Богдан, и старейшины поняли Великого князя, а потому и поспешили выразить почтение кудеснику Скотьего бога, который стоял одесную Великого князя, опровергая своим присутствием слухи о ссоре, якобы вспыхнувшей между Всеволодом и Сновидом. Рогволд терялся в догадках, что же случилось в детинце такое необычное, что заставило Всеволода круто свернуть с избранного пути. Многое Рогволду объяснил боготур Скора, мудрый толкователь поступков и слов Великого князя.

— Кудесница Всемила изменила свое отношение к Драгутину, — негромко поведал Скора недоумевающему боготуру, — a c нею вместе качнулись в сторону даджана и новгородцы. Князь Всеволод счел неразумным оставаться в одиночестве ввиду грозящей усобицы и возможного печенежского набега. В общем-то Рогволд легко отделался, как прозрачно намекнул берестянскому князю Скора, ибо Всеволод, чего доброго, мог заподозрить его в том, что он, сговорившись с врагами Великого князя, пытался внести разлад в союз трех самых могущественных славянских племен, и это перед лицом угрозы, все более явственно исходящей из Хазарии.

После зловещих откровений боготура Скоры Рогволд почел за благо убраться из стольного града, где обстановка складывалась для него крайне неблагоприятно, прихватив с собой и вполне оклемавшуюся Раду. На Раду он был страшно зол, но расправу над ней решил отложить до возвращения в Берестень.

Женщина лежала со связанными руками в возке, запряженном парой сытых коней, которыми правил Коряга, а Рогволд ехал рядом на гнедом жеребце, прикрываясь рукой от дувшего в лицо ветра. Путь до Берестеня предстоял неблизкий, а утро выдалось морозное.

— Не выгорело твое дело, Рада, у лжи короткие ноги.

— Ты же моим словам поверил, — презрительно бросила женщина. — Вообразил, что можно болью сломить волю жрицы Кибелы.

— Слышал, Коряга? — усмехнулся Рогволд. — Никудышный из тебя получается кат[31], придется, видимо, другого человека подыскать для пыточных дел.

Коряга обиженно засопел и зло покосился на Раду. И у ката есть, оказывается, своя гордость. В грядущем старании Коряги Рогволд теперь не сомневался, но приходилось брать в расчет, что женка ему попалась твердая, как кремень. Не всякий мужчина способен сознательно и добровольно пойти на пытку, чтобы добиться своей цели. Большая сила ненависти была в этой женщине к человеку, которого она собиралась погубить. А задумка была хороша, настолько хороша, что Рогволд усомнился в авторстве Рады. Наверняка здесь не обошлось без человека, хорошо знающего Великого князя и хорошо осведомленного в его истинном отношении к боярину Драгутину. Проще говоря, не обошлось в этом деле без Борислава Сухорукого, который ловко использовал легковерие Рогволда. А гану Карочею Рогволд еще свернет при случае шею, вилявый скиф дорого заплатит за свою ложь. Хотя нельзя сказать, что князь Берестеня понес большие убытки по вине обманувших его людей. Да, болезнь Всеволода оказалась мнимой, да, великий стол по-прежнему далек от Рогволда, но ведь и годы его небольшие и сил в нем немерено. Все еще может обернуться в выгодную для Рогволда сторону.