Щедрость пирата

– Ты даже не представляешь себе какая, – кивнула я, чувствуя, как твердеющий член снова утыкается мне в бок.

* * *

Я проснулась первой и несказанно обрадовалась этому. Немного свободного пространства еще никому не мешало, а мне и подавно. Андре лежал рядом, вытянувшись во весь рост на постели, словно архаичный ящер – дракон, невероятное, магическое существо, сексуальное божество, которому я с такой готовностью приносила жертву. Полный обманчивого покоя, он даже во сне искал мое тело, душно обхватывал руками, набрасывал на меня сверху ногу, прижимая к матрасу и затрудняя любое мое движение. Это доставляло неудобства, но и сами неудобства были источником наслаждения, и я снова и снова концентрировалась на этой его живой тяжести. А еще на том, как сильно ныла моя промежность – восхитительная женская растраченность, при мысли о которой в памяти вставала прошедшая ночь.

Я аккуратно отвела руку Андре в сторону, и он зашевелился, заставив меня поволноваться, но затем откинулся на спину, усталый император, опутанный сном, и я оказалась свободна. На секунду я замерла, рассматривая гибкое, молодое тело моего любовника. Меня переполняла нежность настолько сильная, что я с трудом удержалась от слез. Произведение искусства от головы до пят, не глянцевая, натертая специальным маслом красота – реальный мужчина. Чуть ниже линии живота, справа виднелся шрам от вырезанного когда-то аппендицита. На лице небольшие царапины – моя работа. Грудь его шумно вздымалась и опускалась, член спал. Мой дремлющий вулкан, персональное испытание, в котором я обречена терпеть поражение раз за разом. Чувство счастья было полным, мягким, как пух, пушистым, как облако, его было так много. Но, когда я пыталась запомнить это чувство, оно растворялось, как авиньонский туман под ногами, и тогда мне становилось немного жутко.

Любить так опасно, что можно потерять рассудок.

Отчасти я могла понять Одри. Такие чувства меняют тебя, перепрограммируют твою природу, делают слабой, зависимой. Подобная любовь опьяняет и лишает воли. Кажется, что нет ничего невозможного, когда находишься рядом с Андре Робеном. Но что, если он встанет, развернется и уйдет? Скажет: «Давай не будем друзьями», и забудет о тебе. Горе несчастным влюбленным, попадающим в адский котел неразделенной любви. Мне было достаточно только подумать об этом – я словно заглянула с краешка скалы в темную бездонную пропасть и в ужасе отпрыгнула. О, любовь – это риск, русская рулетка, где каждый поцелуй – выстрел.

Я встала, огляделась, как воришка, и выскользнула из спальни, прихватив некоторые свои вещи. Слишком давно я не делала ничего из того, что свойственно моей природе, и теперь, признавая неоспоримый факт своей капитуляции, тешила себя надеждой на подобие контроля над нынешней ситуацией. Я не боялась, что Андре меня бросит, я боялась, что не смогу жить спокойно, зная, что такое в принципе возможно. Или что он исчезнет, как Сережа. Что, если я тоже кончу как Одри, поджигая людей в арендованных ими машинах?

Бежать по прохладной сонной парижской мостовой было приятно, и вчерашняя боль смешивалась с напряжением мышц, давно отвыкших от любой нагрузки. Мое дыхание стало рваным и, как я ни старалась, гипервентиляции избежать не удалось. Прохожие смотрели на меня с насмешкой и сожалением – еще одна жертва умело состряпанной рекламы надеется на никому не нужное чудо – мечтает похудеть. Куда уж больше? Они ошибались, худеть я не собиралась. Я жалела только об отсутствии отгораживающего ото всех плеера. Наушники мне! В какой-то момент второе дыхание все же пришло, сердце успокоилось и застучало по-другому, накачивая кровь глубже, равномернее и мощнее. Пульс снизился, и я потихоньку начала проваливаться в спасительную нирвану. Не зря медики рекомендуют сбрасывать стресс и излишнее напряжение, в том числе сексуальное, за счет спортивных нагрузок. Что-то вроде анестезии чувств. Что бы ни случилось, если тебе удается пробежать больше пары километров, то ощущение «здесь и сейчас» станет главным, и ты будешь – как птица, летящая на юг. Никаких мыслей, никаких сожалений, почти никаких любовных переживаний – только равномерные взмахи крыльев. Раз-два, раз-два.

– Эй, от кого убегаем? – услышала я. Кто-то кричал мне вслед по-французски: голос грубый, насмешливый. Какой-то подвыпивший уже с утра мужичонка. Я и не знала, что такие водятся здесь, в святая святых красоты и моды. Впрочем, люди есть люди. Я остановилась, его слова выдернули меня из какой-то специфической телесной медитации. Сколько я пробегала, где я? Солнца почти не было видно. Облачная осень. Усталые деревья с радостью стряхивали листья, как давно доставшую их рабочую одежду.

«Тебе нечего больше бояться», подумала я и улыбнулась. «Ты ни от кого не убегаешь, ты просто бегаешь». Эта мысль была приятной, оживляющей. Я сориентировалась на местности и побежала домой.