На углу дома чуть не врезалась в знакомую. Вика гуляла с дочерью. Завязалась радостная беседа: давно не виделись. С большим удовольствием пригладила черные блестящие волосы маленькой Аглаи. Она разглядывала меня хитренькими горящими глазами, но не долго – тут же нашла занятие поинтереснее – дергать лепестки цветов на клумбе. Я любовалась ее пышущими здоровьем румяными щечками. Таких детей не часто встретишь: очень живых и жаждущих познать этот прекрасный мир.
– Аглая, ты куда? Ах, чертенок, нельзя, это же колодец! – уже бежала к дочери всегда спокойная и на редкость вежливая Вика, сейчас же даже не извинившись за вынужденно прерванную беседу. Она изо всех сил старалась быть благовоспитанной, но когда её дочь выкидывала очередные финты, то даже её будто врождённые манеры терпели крах.
– Аглая, остановись! Отойди, это опасно! – неслась мать к рискующей сгинуть от любопытства девчонке. Аглая, стоя на коленях, заглядывала в открытый канализационный колодец. Мать схватила ее и громко отчитывала за испачканную одежду и непослушание. Девочка обезоруживающе улыбалась, непонимающе вглядываясь в лицо матери. Я поспешила уйти, чтобы не смущать мать во время очередного родительского фиаско.
Как же нравилась мне Аглая! При каждой встрече с ней я мечтала о дочке. Сыновья-погодки радуют, им уже шесть и семь. Мальчишки – они другие, а так хочется девочку, свою душечку. Муж говорит, надо рожать как раньше – сколько будет. Я было настроилась стать многодетной, но вовремя поняла – отец он больше на словах. На деле оказалось, с детьми возиться ему скучно. Да и уставал он быстро от их криков и неуёмной энергии. Разумеется, он видел в них продолжателей рода и даже к работе готовил на своем производстве шлакоблоков. Ну, как готовил – просто сказал, что будут там работать, не зря ж он все это создавал. Я не возражала – Вовка с деловой хваткой растет, но ленивый, все за отцом повторяет. А вот Павлик – чувствительный, творческий, не для него это. В театральный потихоньку вожу, нравятся ему такие занятия.
Растут пацаны, а я все ждала, когда же отцу они станут интересными, и он будет ими заниматься. Чудо все не случалось. Вовремя спохватилась и взяла воспитание мальчиков на себя. Ради старшего освоила шахматы, а с Павлом в каратэ играем, он пока постоять за себя не очень умеет. Муж считает, что он и так многое делает для семьи – работает, а с детьми заниматься – женская доля. Но я ведь знаю, что это неправильно! Говорила, ссорилась, но все как будто бесполезно. Дети сейчас у моих родителей – отправила на все лето – пусть хоть дед приучит их к мужскому труду, в частном доме всегда работа найдется. А дома только телевизор, игры в приставку с отцом и, дай им волю, питались бы только чипсами и сладостями. По пути на работу пришлось много размышлять: почти час стояла в пробке.
Совещание провела жестко, дала волю вновь вернувшемуся раздражению. В опустевшем кабинете выпила таблетку Адаптола. Надо просить у врача что-нибудь посильнее. В последнее время все делаю, только потому, что надо. Долго глядела в окно. Мысли убегали от работы, в голове что-то смутно вертелось, но на поверхность выплывала лишь Аглая. Милый, жизнерадостный ребенок, от ее образа стало тепло. И вдруг, просветление – я вспомнила очень похожую девочку.
Она была чуть старше Аглаи, только волосы темно-русые, кудрявые и непослушные постоянно выбивались из туго заплетенных кос-баранок. Звали ее Любочкой. Счастливо жила в деревне, где столько интересного: бабушка с пенками от варенья, друзья и свобода гулять целый день. Только вот утром, выйдя на улицу, некоторое время слонялась по двору: в чистом платье на забор не залезть – вдруг порвется, как то зелёное, совсем недавно. В гараж отца тоже никак – а там стоял приятно пахнущий мотоцикл с коляской. На его чёрное резиновое сидение так здорово было залезть и держаться за руль. И почему отец на нем не ездит уже много лет. Незаметно для себя Люба оказывалась в темном гараже, где сквозь щели между деревянных досок пыльными лучами струился солнечный свет. На полках лежали инструменты, на гвозде висел круглый моток проволоки. Вот и дырка в стене – через неё следила за соседом Женькой. Ему уже десять, живёт так близко и можно за ним подглядывать – просто идеальный для воздыхания объект – никто не узнает.
Позже мать громко ругалась: «И где ты нашла эту мазуту? Она же не отстирается! Так и будешь ходить!».
Люба и сама удивлялась: откуда на оранжевом платье черные липкие пятна. Она только в гараже была, а там нет никакой мазуты, Люба это точно знала – не первый год там лазит.
Как-то в гости пришла тётя Ира: «А что это она у вас такая нарядная?», кивнула на застывшую среди двора Любу, в белом китайском платье.
– Учится быть девочкой, – почти сквозь зубы проговорила мать, строго глянув на дочь.
«Ну, все – день потерян. Как же можно в этом не замараться», – совсем приуныла Люба.
– Хоть бы до обеда не переодевать, – услышала она в открытое окно слова матери. – А то по пять раз на дню меняем одежду, братья и те аккуратнее.