«Щеглы». Первый полёт. Сборник рассказов

Раздался звон бьющегося стекла. Челюсть у Арсения отвисла. Он не сразу заметил обращенные на него взгляды присутствующих, неловко шагнул вперед и услышал хруст. Дорогой кожаный ботинок оказался в лужице шампанского, полной мелких осколков. Рядом каталась отбитая ножка бокала. Должно быть, он промахнулся, ставя его на стол. Канарейкин чувствовал, как лицо становится пунцовым. Пытаясь унять лёгкий тремор в руках, Арсений силился сосредоточился на премьере, однако, его физиономия, перекошенная ужимками, напоминала проклятый ехидный смайлик в конце поздравления бывшей коллеги и жутко раздражала.

Голоса вокруг пропали. Канарейкин слышал только шум, словно трава шелестела. В голове крутилось одно – Белкин уходит в отставку, а значит и самому вскоре придется паковать коробки. Карьере на госслужбе конец!

Канарейкин не помнил, как отшутился о разбитом бокале, как съели пиццу, допили шампанское и разошлись по кабинетам коллеги. Не помнил, чем закончилось обсуждение внезапной новости, и удалось ли ему сохранить лицо.

Кабинет погружался во тьму московских сумерек. Уставший и потерянный, Канарейкин сидел за столом и смотрел на светящийся экран смартфона, где лента Фейсбука полнилась новыми поздравлениями. Ему желали карьерных успехов и новых свершений, грандиозных проектов и интересных встреч. Они что, издеваются? Стиснув зубы, Канарейкин швырнул смартфон в другой конец кабинета, и совершенно случайно попал в урну для бумаги. Позже, достав его оттуда, он пожалел, что разозлился. Возможно, не все ещё в курсе новостей, и поздравления не носят глумливый характер, какой он в них заподозрил. Кроме одного. Только бестия держит руку на пульсе. Теперь смысл шутки стал ему понятен.

Арсений нашел её послание, нажал «ответить», начал писать «Ок, 1:0», но остановился и стер – ещё рано открывать счет игры. Встав из-за стола, он подошёл к зеркалу и не узнал себя. Он будто сдулся за этот день, а волосы в отблеске уличных фонарей, светивших в окно, казались седыми. Хорошо он встретил свои тридцать пять…

«Ещё посмотрим, посмотрим!» – пробормотал Канарейкин. Ослабив узел галстука, он решительно схватил смартфон и покинул кабинет.

С любовью, Питкэрн

Джонни сидел на пустынном пляже, скрытом от посторонних глаз скалистым берегом, и клепал старые рыболовные сети. После сезона дождей к берегу прибило горы мусора с проходящих кораблей.

«Не остров – помойка!» – Джонни хотелось курить, но табак уже неделю как вышел, а нового не завезли. Начало апреля – самое отчаянное время на Питкэрне. Джонни предпочитал коротать его на другом краю острова, подальше от остальных поселенцев. Их рожи под конец сезона дождей настолько осточертели, что он был готов расквасить нос любому без особой на то причины. Ещё осенью он облюбовал себе уединенное местечко, сколотил бунгало и вырыл погреб, где спрятал заначку – бутылку вискаря с большой земли. Джонни держался всю зиму и обходил бунгало стороной, дабы не соблазниться и раньше времени не прикончить лекарство от тоски. Тоска… Джонни удивлялся: как только праотцам из экипажа «Баунти» взбрело в голову сжечь корабль и осесть в этой дыре, вместо того, чтобы плыть к Латинской Америке?

– Джо! – принес ветер со скалы. Джонни даже не обернулся, поковырял в носу и продолжил очищать снасти от застрявших консервных банок и пластика.

– Джо! Туристы идут на баркасе, а у нас открытки закончились! – женский голос прозвучал отчетливее. Джонни поднял голову, озирая исподлобья высокий берег.

Сверху на него смотрела молоденькая учительница Лили и придерживала юбку, раздуваемую сильными порывами ветра.

– И что? – гаркнул он без приветствия.

– Ты – единственный на Питкэрне, кто красиво рисует, – она сделала упор на слове «единственный».

Джонни покривился. В любое другое время он был рад намеку уединиться с Лили в библиотеке Питкэрна, где обычно изготавливали открытки на продажу редким посетителям острова. Проклятый сезон дождей смыл все желания, кроме одного – прикончить вискарь в одиночку и забыться.

– Нарисуй хотя бы парочку! Они ещё далеко! Успеешь! – упрашивала его Лили.

– А что мне за это будет? – развязано поинтересовался Джонни.

Лили сделала возмущенное лицо. Однако рука, скользнувшая вверх по бедру и позволившая подолу взметнуться выше, подсказала Джонни: гримаса – это показное, а он может рассчитывать на клубничку.

Джонни поднялся на ноги с видом человека, сделавшего великое одолжение, отволок сети в бунгало и вскарабкался по скале. Оказавшись наверху, он легонько щипнул Лили за зад, придав ей ускорение, а сам медленно поплелся следом, любуясь ею со спины. Смуглая, осанистая, фигуристая. Из восемнадцати женщин Питкэрна Лили – самая сладкая красотка. Джонни облизывал губы, раздумывая над тем, стоит ли пригласить её в бунгало, или библиотека сойдет.

Спустившись к поселению, Джонни взглянул на океан. Баркас шел в полумиле от берега.

– Придется тебе поразвлекать гостей маленько, я так быстро не намалюю, – сказал он Лили. Она коротко кивнула в ответ и шаловливо дернула его за бороду.