Щель обетованья

28.9. Иосиф не позвонил, значит Белашкин обещание не сдержал. Как Миша говорит: что можно ожидать от человека, который опаздывает на целый час. Звонил Миша. Его несколько дней не было, где-то в деревне картошку убирал. – Как себя чувствуешь? – спросил он. – Так, – говорю, – вяло… А ты? – Ну, тоже трудно, – выдохнул Миша… – Держусь, но с трудом. – Ну-ну, ты уж держись… – Стараюсь, – устало сказал он. Вадим И она запела песенки Ив Монтана, популярные в России с его приезда в 50-ые (дядя Валя их тогда разучивал и пел у нас, они все с отцом спорили: Ив Монтан дяде Вале нравился, а папа говорил: "нет голоса", дядя Валя был актером, играл в народном театре, мечтал о профессиональном, но никак не получалось, говорили: голос слабый, он годами брал уроки, голос ставил, маленького роста, неудержимого темперамента, с огромной копной курчавых черных волос, занимался культуризмом, йогой, правильным дыханием, обожал об искусстве поспорить, личная жизнь не складывалась, женщин побаивался, мать бросила его, младенца, в Одессе, удрав с белыми, пока отец дяди Вали, лихой красный командир, воевал за лучшую жизнь, а в 37-ом или 38-ом отца, иркутского наместника и друга Блюхера, повязали опричники и в расход пустили, и стал маленький интеллигентный еврейский подросток беспризорным, мой отец его в Куйбышеве, в начале войны, подобрал, и с тех пор он был в нашем доме, как младший брат папин, мы все его любили, слегка подтрунивали над его горячностью, потом он от театра отошел, увлекся изобретательством на радиозаводе, а три года назад, когда мы поехали на могилу отца, он приставал к кладбищенским калекам, обещая поставить их на ноги своей "системой", приставал и ко мне, заманивая продлением жизни, и меня царапает совесть, что я "отключился" от него, совсем одинокого…), Вадим тоже увлекся: спой то, да спой это, а время уже к одиннадцати, на улице пустынно, домой хочется, памятуя о криминогенной обстановке в городе, а эти голубки влюбленные, как назло, распелись, разворковались. За церковью был небольшой земляной вал, а на нем доски свалены, они затянули меня туда, Люба села, взяла гитару поудобней и… Я слушал невнимательно, трухая, как бы хулиганы на огонек не слетелись, и думал раздраженно: вот, почти пятидесятилетние мужики и тетка многодетная во дворе ночном на досках распевают, как в юности, и на гитаре бацают, и что здесь больше: грустного, смешного, а может великого? Когда Любаша дошла до своего коронного номера "освяти поцелуем обратный мой путь", я ввернул, что во-во, не пора бы уже освятить, в общем, оторвал их кое-как от досок, и мы подались к метро, в обнимку, в экстазе дружбы и любви, напевая хором "освяти поцелуем обратный мой путь", как и четверть века назад, когда он или я, поочередно влюбляясь, по отработанному сценарию (второй радостно подыгрывал) создавали атмосферу экстаза: вино, стихи, гитара, ночные купания в грязных подмосковных прудах бог знает на каких станциях, я и на этот раз подыгрывал (эта роль вообще доставалась мне чаще), но неискренно, чувствуя не зависть, как когда-то, а отчужденность, мне стыдно было почему-то играть в эти игры, боюсь, что я вообще никогда не был юным, никогда не был искренним в восторгах, а тем паче теперь, когда готовишься уже так сказать достойно встретить. Недалеко от метро омоновцы в бронежилетах и автоматах наизготовку перекрыли проспект и дулами направляли иномарки к тротуару, вытряхивали пассажиров кавказской национальности в переливающихся блеском костюмах, проверяли документы, вокруг мигали милицейские огни, выли сирены, плясали фары машин и огни ручных фонарей. (На меня тоже милиционеры в метро заглядываются, но не пристали ни разу. А как-то раз иду по Мясницкой, хотел в пункт обмена валюты свернуть, а посреди улицы баба-ведьма с красной рожей, машины ее объезжают, орет: "Всем усатым яйца отрежем!", и на меня в упор смотрит, на всякий случай я этот пункт обмена пропустил, думаю будут еще по дороге.) В метро меня нежно поцеловали, как и положено целовать верного друга, Меркуцио. Обнимались, обещали писать, обязательно встретиться, хранить в сердце своем эти чудесные минуты.

29. 9. Иосиф звонил, сказал: вышла книга. Говорит: хорошо получилась.

ТРЕТЬЯ ТЕТРАДЬ

ТРЕТЬЯ ТЕТРАДЬ