Щель обетованья

1.10. Вадим Мы еще зашли в Музей Частных коллекций. В бывшей квартире Пастернаков. Там тоже много было модного нынче русского авангарда начала века, я его люблю, эту несрочную весну, неожиданную свободу, открытую, вызывающую… Потом пошли в Кремль, но у ворот проверяли документы, и я расстаться с анонимностью не решился. На одной из дорожек Александровского купили у тетки с грязным фартуком по бутылке пепси и по булочке с изюмом, похожи были на те, круглые, с коричневой корочкой, с запеченными в ней орехами и изюмом, за 10 копеек, которые я всегда, удрав с уроков к Альтшуллеру, покупал в булочной у Новослободской, одну себе, другую Альтшуллеру, толстому, добродушному, я его побил в первый же день, когда он пришел в класс, уж больно раздражал покладистостью, потом устыдился и подружился, он часто сидел дома и играл на пианино, бабушка его называла меня "Нюма – не фунт изюма", а я гордился тем, что врезал Моргуну за то, что тот назойливо дразнил его "жиртрест", вообще в 13-14 лет я частенько дрался, за что бывал наказан Клавдией Ивановной с особым пристрастием ("Как это так – Вайман побил Иванова?!" – смеялся папа, передразнивая ее скрипучий голос), но мое рыцарство кончилось после того как однажды на переменке, я вступился за Сашку Петрова, которого колотили трое, и после школы меня встретила целая толпа, Петров исчез, остался только Альтшуллер, уж больно неповоротлив был, и ему досталось, впрочем, больше было паники, чем побоев, ну и насчет Гитлера, что зря он "всех вас не", и позор бегства, и страх вернуться в школу, а Петров мне потом с вызовом заявил, что не просил защиты. Это было в седьмом классе, красная эта школа еще стоит на Тихвинской, в глубине дворов, а саму улицу разворотили, только баня на углу ("вам шаечка больше не нужна?", огромный зал в клубах пара, голое мужичье, папа, на которого я старался не смотреть, разве что украдкой…) и Дом пионеров Октябрьского района, за который я не без успеха выступал на четвертой доске, на третьей – Леня Бунимович, вундеркинд-математик, а тренером Рошаль подрабатывал, разбитной красавчик, дружок Старшинова, пива много было и болтовни о хоккее, потом Рошаль пробился, стал спортжурналистом, с Леней знакомство продолжилось по другой линии и осталось до сих пор, а с Вадимом мы учились вместе в 200-ой школе на Сущевском, в разных классах, только год, но я и потом приезжал в школу на литературный кружок Виктора Исааковича и встречал его там, а подружились мы, узнав друг друга на лестнице института… Все эти места я посетил еще в прошлый раз, сфотографировал пустырь на месте нашего двора, который иногда снился, снилась скрипучая, еле живая деревянная лесница бабкиного дома… Сели у крепостной стены, вокруг валялись обрывки газет, бутылки, я выразил ему свое восхищение Любой, почти искреннее, добавив: – Ты с ней поосторожней. Меня пугают такие решительные женщины… Они бросают внезапно и бесповоротно. – Да я знаю, – успокоил он меня. – Ты не волнуйся, мы тоже не лыком шиты. На войне как на войне. Пока я ее крепко держу. – Ну-ну, старик, держи крепче. – Не волнуйся. Я уж тоже калач тертый. Я попросил у проходящей пары сфотографировать нас, парень оказался парижанином, а когда узнал, что я из Израиля, обрадовался, будто земляка на чужбине встретил. Перекусив, двинулись в сторону Красной площади. У памятника Неизвестному солдату по-прежнему вереницей сменялись молодожены, с юности почему-то не люблю молодоженов и дур этих в белых платьях, их штампованное, манекенное счастье. Манежную по-прежнему рыли, Церковь Казанской Божьей Матери уже восстановили, Вадик перекрестился, а я рассказал ему, что три года назад, будучи засланецем Сохнута, вложил свою лепту в копилку на восстановление Храма, которая висела тогда на углу ул. 25-ого Октября. Я завел его во дворик, где редакция "Знамени", там чудесная церквушка 17-ого века, московское барокко. Дотопали до Лубянки, в метро расстались. -Из эпитафий, подлинных, с Т-ского еврейского кладбища в Москве. ты ушел но дело твое идет семья, сослуживцы -все страдания и беды позади рыдаем на твоей каменной груди Ася, дети, внуки -Ефим Абрамович Орел 1901 – 1990 твое добро с нами дети, друзья -Моисей Аронович Немировский 1921 – 1991 какой светильник разума угас от Института Низких Температур -принимая жизнь всерьез ты прольешь немало слез (это я сам придумал, осталось только плиту найти подходящую) -