Щелчок

Торжествующий крик вырвался из его груди: в шкафу висели платья, и нарядные, и повседневные, из суконных, шерстяных, шелковых, тюлевых и кружевных тканей.

С минуту мальчик стоял, как бы оцепенев на месте… Какое богатство!.. И вдруг, испустив новый дикий, пронзительный крик, полный торжества и злобы, он бросился вперед и проворными руками стал срывать с вешалок все висевшие на них костюмы… Новый крик… И затрещали дверцы другого шкафа…

Теперь все содержимое в обоих было выкинуто проворными руками Орли на середину комнаты. Еще шкаф, и еще…

Не прошло и десяти минут, как они все были опорожнены до нитки, а посреди комнаты высилась теперь целая груда пестрого, светлого и темного платья.

— Ага! Так-то вы со мною! Ну, так постойте же! — прохрипел Орля, ринулся на верх» груды костюмов и стал рвать их руками и зубами с ожесточением, как взбесившийся волчонок.

Треск шелка и сукна, режущий звук разрываемых па клочья лепт и кружев, глухой свист разлезающегося по швам барежа в продолжение доброго получаса наполняли тишину комнаты.

Где не могли совладать с прочной материей руки Орли, помогали зубы, причем мальчик катался по полу, выл и скрежетал зубами в неистовстве, как настоящий дикарь.

Наконец он устал от своей разрушительной работы. Вокруг него теперь валялись всюду, густо устилая пол, куски материй, клочья и лохмотья растерзанных платьев, накидок, жакетов — словом, всего того, что, аккуратно развешанное, хранилось до этой минуты в гардеробных шкафах.

При виде произведенного им полного разрушения Орля вздохнул облегченно, повернулся к двери, погрозил по направлению ее кулаком и, злобно усмехнувшись, проговорил, сверкая глазами:

— Ладно! Хватит с вас! Будете помнить, как запирать Орлю да томить в неволе! А если потом держать станете, хуже еще устрою…

Тут он пошатнулся, изнуренный непривычными усилиями, опустился на пол и сразу уснул крепким долгим сном выздоравливающего, но не в меру утомленного ребенка.

Глава XII

Вот так разгром! Что же это такое? Никак нашествие иноплеменников! Царица Небесная! Святители, Никола Чудотворец! Батый, что ли, со своею ратью здесь побывал!

Мик-Мик стоял в дверях гардеробной и сокрушенно покачивал головою. Но темные глаза его смеялись помимо соли, а губы тщетно силились скрыть улыбку.

Из-за тонкой высокой фигуры студента выглядывали пять взволнованных рожиц.

Счастливчик Кира, Симочка, Ваня, Ивась и Аля с любопытством, присущим их возрасту, разглядывали царивший в гардеробной хаос и спавшего на груде лохмотьев и тряпья, как ни в чем не бывало, Орлю. Кира опомнился первый:

— Надо бабушке сказать! Он все платья попортил! О, какой злой мальчишка!

— Вот так фунт изюма! Запорожец-вояка, да и только! — не без некоторой доли восторга вырвалось из груди Ивася.

— Варвар он! Сколько добра перепортил! Денег-то, денег зря сколько пропало! — сокрушался Ваня, и его толстые румяные щеки отдувались от негодования.

— Ах, что с ним будет теперь? Неужели его посадят в тюрьму? — и нежный тихонький Аля всплеснул своими детскими ручонками.

— Ну, в тюрьму не в тюрьму, а этого оставить так невозможно. Надо прежде всего пойти предупредить бабушку, — решил Мик-Мик. — А вы, друзья мои, останьтесь здесь и Боже вас упаси сего неистового Роланда пальцем тронуть! Берегитесь — сокрушу!

У Мик-Мика была одна драгоценная особенность: он не терял ни на минуту своего веселого расположения духа. И сейчас, несмотря па всю необычайность случая, черненький студент не растерялся.

— Симочка! Отменная девица! Пожалуйте со мною! — скомандовал он.

— Ах, Мик-Мик, позвольте мне остаться!

— Ну, хорошо, только, чур, цыганенка не будить! И Михаил Михайлович вышел из комнаты.

Лишь только шаги его замолкли в коридоре, Симочка на цыпочках подкралась к собранным в кучу безобразным клочкам гардероба.

— Ах, мое розовое тюлевое платье! — вскричала она с отчаянием в голосе, увидя что-то нежное и воздушное в общей груде тряпья.

— Действительно, ваше платье. Увы, оно приказало долго жить! — с комическим вздохом проронил Ивась.

— Вам хорошо смеяться. А мне каково! Мое розовое платье! Мое бедное розовое платье!

— Не плачьте, эка важность! — становясь в позу и поднимая руку кверху, произнес Ивась. — В прежние времена люди совсем ходили без платьев, и не ревели же они!

— Не плачь, Симочка, — обнимая сестру, проговорил Счастливчик, — мне тяжелее. Ахилл пропал и, должно быть, не найдется никогда!

— Бедный Ахилл! И ему нелегко, конечно! — произнес тихонький Аля, обводя всех своими голубыми глазами.

— Господа, а что, если разбудить этого душку с разбойничьими ухватками и сразу предложить ему вопрос, куда он девал лошадь, — предложил Ваня. — Пожалуй, он скажет со сна!

— Сосна — дерево, и оно не говорит, — острил Ивась.

— Острить не время теперь, — произнес, пожимая плечами, Ваня.

— Нельзя трогать цыганенка! Мик-Мик не позволил его трогать! Вы слышали? — вмешался Счастливчик.

— Его никто не тронет! Мы только его спросим.

И, не дождавшись ответа своих товарищей, Ваня быстро приблизился к спящему на груде тряпья мальчику и, наклонившись к нему, произнес громко: