Но природная стыдливость смущала душу, и он снова буркнул под нос, застенчиво опуская глаза:
— Зачем… Не надо… Он тебе самому дорог…
— Твоя жизнь дороже. А ты дважды жертвовал ею ради меня.
И Кира горячо обнял курчавую головку цыганенка, снова зардевшегося от счастья и стыда.