Щен из созвездия Гончих Псов

— Что «мы»? — терпеливо спросил Рыжик.

Щен беспокойно шевельнулся, и Рыжик вдруг заметил, как в его густой шерсти что-то блеснуло.

— Ну-ка, поди сюда! — произнес он.

Щен неохотно подошел, и Рыжик снял с его шеи белую металлическую цепочку с толстой блямбой.

— Та-ак… — протянул он. — Интересный подарочек! Откуда он у тебя?

Щен снова вздохнул, но Рыжик не сводил с него глаз, так что соврать было невозможно.

— Такие цепи носят только «металлисты», — наконец выдавил он. — Рокер сказал…

— Что-о? — Рыжик потряс перед его носом подвеском. — Какой еще рокер? Выкладывай немедленно все как есть!

Он поднял Щена, посадил его рядом на тахту и погладил по голове. Глаза у Рыжика были строгие, а рука — твердая и добрая. Щен прижался к ней и начал свой рассказ.

… Еще зимой, в начале февраля, хозяин Дэзика, Станислав Викторович, с женой укатили в очередную загранкомандировку, оставив пса и квартиру на бабушку, Нину Васильевну, и сына Гену. Гена учился в восьмом классе, никогда еще не разлучался с родителями и, когда они уехали, целую неделю грустил, тем более что бабушка оказалась строгая и спуску ему не давала. Он исправно ходил в школу и в бассейн, выводил и кормил Дэзика, бегал за продуктами — успевай только поворачиваться! Как-то перед сном он даже принялся сочинять жалобное письмо родителям насчет того, что нехорошо и нечестно взваливать все трудности на единственного ребенка. Однако письмо так и осталось недописанным, потому что бабушку забрали в больницу с воспалением печени и ситуация круто переменилась.

Болезнь у Нины Васильевны оказалась сложная, с трудным названием, посетителей к ней не пускали, только принимали передачи. Над Геной вдруг, впервые в жизни, не оказалось старших. И тут, узнав, что он, хоть и на время, стал хозяином большой квартиры, к нему хлынули гости — друзья по школе, товарищи по бассейну, друзья друзей и товарищи товарищей. Гена сам не заметил, как его уютный, ухоженный дом превратился не то в кафе, не то в дискотеку, где день и ночь гремела музыка, клубился едкий табачный дым и плясали до упаду малознакомые парни и девчонки, нещадно терзавшие дорогую японскую аппаратуру. Холодильник опустел, во всех углах валялись окурки, книги в шкафу таяли, как снег весной, Дэзик бродил по комнатам очумелый, лохматый и голодный.

Большинство этих странных гостей называли себя «металлистами» — они носили браслеты на руках и лодыжках, цепи, кресты и подвески на шее, увлекались тяжелым роком, музыкой, под которую вертелись, метались и извивались как одержимые. Руководил ими рокер, парень лет двадцати, увешанный цепями, пластинами, подвесками… Его боялись: когда он входил в комнату, металл на танцорах начинал угрожающе шевелиться и звенеть. Кроме того, никто из ребят не выдерживал его мерцающего, неподвижного взгляда. Рокер неустанно повторял своим подопечным, что они, «металлисты», существа особенные, избранные и стоят неизмеримо выше остальных, непосвященных. Он учил их общаться жестами, узнавать друг друга в толпе, контачить со своими и жестоко «срезать» чужаков…

Вначале Гене нравилась такая необычная жизнь, но книги в шкафу все таяли, а вчера пропала бронзовая статуэтка Будды, которую особенно ценил отец. Гена испугался, потребовал вернуть книги и Будду, но «металлисты» засмеялись ему в лицо, а главарь выразительно повертел на запястье тяжелый браслет с острыми шипами… Гена испугался и замолчал. Заметив Дэзика и Щена, рокер и на них надел подвески, объявил их классными псами и стал дрессировать с помощью хлыста. Такая дрессировка привела друзей в смятение. Дождавшись удобного момента, Щен улизнул, а Дэзика перехватил Гена, и тот остался дома, испуганный и голодный…

Рыжик внимательно слушал Щена. Как сотрудник молодежного журнала, он знал, кто такие «металлисты», и даже однажды заглянул в кафе, где они собирались. Это были, как правило, ребята лет четырнадцати — восемнадцати, в темных очках, подчеркнуто фирменных брюках и куртках, увешанные металлическими побрякушками. Держались они вызывающе, любили обмениваться таинственными знаками и балдеть под тяжелый рок — музыку под стать их нарядам. Этот рок приводил их в исступление, они корчились в танце, выли, вихлялись, пока с остекленелым взглядом, обливаясь потом, не забивались в какой-нибудь угол, дыша, как загнанные животные…

Все это, с точки зрения Рыжика, было нелепо и противно, но он понимал, что нельзя запретить людям плясать, как им нравится, или слушать какую угодно музыку. Запрет лишь усиливает сопротивление, поэтому нужно искать какие-то другие пути общения и воздействия на этих ребят. Но какие именно, Рыжик представлял себе с трудом, а кроме того, у него постоянно было столько важных и неотложных дел, что все это откладывалось куда-то на потом и забывалось.