Щенки-медвежатники

Он сбился со счету, сколько раз отец порол его за курение. И вот на тебе, амнистия.

– Спасибо. Ты же знаешь, я курю сигареты.

– Можешь взять портсигар. Дарю, – сказал отец.

Портсигар был серебряный, тяжелый. Таскать его в кармане было неудобно. К тому же сигареты в портсигаре не носят.

– В честь чего такая милость?

Отец насупился. Ему не понравилось, что сын кочевряжится.

– Надеемся, что все поймешь, – сказала мать.

– Что я должен понять?

– Что никто тут не желает тебе зла.

Андрей закурил сигарету. Подумал: как бы не поперхнуться. Образовавшуюся паузу заполнила судья Щукина. Спросила, глядя Андрею в переносицу:

– Небось был на похоронах Громова?

– Был.

– Ну и что ты об этом думаешь?

– О чем об этом?

– О его смерти. Помнишь, я тебе говорила – не связывайся с ним?

– Костик был нормальный парень, – мрачно бросил Андрей.

– Ну, это на твой взгляд. А у нас на него другая информация. Твой Костик по кличке Гром был такая же шпана, как и другие слободские.

– Но он же отшился от них, – возразил Андрей.

– Отшился, когда замаячил срок. Даже бокс бросил. А до этого что вытворял? Сколько от него пострадавших, знаешь? Перевелся в вашу школу, как агнец невинный. Мол, в старой школе ему мешали учиться плохие ребята. Он – хороший, остальные – плохие, слышали мы эту песню.

У судьи Щукиной был хриплый, прокуренный голос, желтые от табака зубы и злые глаза одинокой, никем не любимой женщины. В кино Андрей видел только красивых судей и не понимал, как могут держать такую мымру, как Щукина.

А родители, видно, попросили Зинаиду Гордеевну, как большого психолога, подействовать на их сына.

Щукина закурила очередную папиросу «Беломор» и продолжила воспитательный момент, глядя Андрею в переносицу:

– Ты ж из интеллигентной семьи. Разве не так?

«Себя ты тоже, наверно, интеллигенткой считаешь», – подумал Андрей. И с издевкой поддакнул:

– Так, конечно, так.

Отец мрачно посматривал на мать. Он жалел, что поддался ее уговорам. Не надо было звать этого паршивца, пусть бы еще пошатался, намотал на кулак соплей.

– Воспитание, Юрий Николаевич, – все равно что борьба с противником, – изрекла судьиха. – Нужны хитрость и дьявольское терпение. Иногда нужно и самолюбием поступиться.

Мать сказала с вздохом:

– Скорее бы ему в армию.

– Видать, понравилась бездомная жизнь, – вставил отец.

Андрей тихо ответил:

– Я хочу жить своей жизнью, понимаете?

Отец усмехнулся.

– То есть ни перед кем ни за что не отвечать?

Андрей встал из-за стола.

– Пойду я, пожалуй.

Отец сдвинул брови.

– Значит, теперь сам решаешь, когда прийти, когда уйти?

– Будем считать, что я и не приходил, – сказал Андрей.

– Н-да, – протянула судьиха. – Ну и гусь!

В дверь позвонили. Славик влетел в комнату:

– Там милиция. Андрей, тебя спрашивают.

Это был капитан Досанов. Он сказал родителям, что прокатится с Андреем до отделения.

– Зачем? – с тревогой спросила мать.

– Надо поговорить, – ответил капитан.

В прихожую вышла Щукина. Досанов не ожидал увидеть здесь судью. Сразу смягчил тон, пообещал привезти Андрея обратно.

– Первый раз в милиции? – спросил Досанов, когда зашли в его кабинет.

Андрей кивнул.

– Привыкай.

Капитан поставил стул напротив своего стола. Предложил Андрею сесть. Угостил сигаретой.

– Давай выкладывай.

– Что выкладывать? – не понял Андрей

– Когда и где чечены будут бить слободских?

– А я откуда знаю?

Досанов хитро прищурился.

– А если бы знал?

– Наверное, не вспомнил бы.

– Каждый сознательный гражданин считает своим долгом сотрудничать с органами, помогать бороться с преступностью, – назидательно произнес капитан.

Андрей пожал плечами.

– Значит, я несознательный.

– Ты уже усвоил, что стучать нехорошо, западло. А это уже криминальное, преступное поведение. Ты не с нами, а значит, против нас.

– Я вообще не хочу быть против кого-то или за кого-то, – ответил Андрей. – Я хочу жить спокойно и ни от кого не зависеть.

– Вот-вот, – подхватил Досанов. – Я же говорю: вы хотите, чтобы вас никто не трогал. И при этом не хотите помочь самим себе. Помочь милиции – это и есть помочь себе, понимаешь?

Андрей поморщился.

– Что-то вы меня путаете. Я ничего не знаю и мне нечего сказать.

– Ну ты совсем как слободской. – Досанов поморщился. Помолчав, добавил: – Ладно, сейчас тебя отвезут. Только о нашем разговоре – никому.

Андрей вскочил со стула.

– Не надо меня отвозить. Еще не хватало! Сам дойду.

– Иди, – махнул рукой Досанов.

В Слободке уличные фонари были наперечет. Но в эту ночь светила полная луна, круглая и белая, сама как фонарь. Лаяли собаки. Возле Дунькиного клуба слышались пьяные голоса пацанов и визг девок. Звучала песенка:

Как у нас, как у нас

Развалился унитаз,

Будем думать и гадать,

Где теперь мы будем срать.

Ладушки, ладушки, будем срать у бабушки.

Любаша занимала половину небольшой хибары рядом с клубом. Андрей ударился лбом о дверной проем и уперся головой в потолок. Огляделся. Небольшая комната была разделена пополам ширмой. Ни ванной, ни теплого туалета. Натуральная лачуга.

– Извини, но музыки у меня нет, – вполголоса сообщила Любаша. – И холодильника нет. Но поесть и выпить я принесла. Я заметила, ты ничего не ел. Ты всегда так пьешь – не закусывая?