Щенки-медвежатники

– Имей в виду. Тяжелые ножевые ранения сопровождаются психической травмой.

Андрей слабо улыбнулся.

– Совсем дураком стану?

– Ну куда уж больше-то?

Катя сухо попрощалась. Вместе с ней ушли Петр Палыч и Толян. Они хотели побывать на суде над слободскими.

Аля сказала Андрею:

– Ко мне подошел какой-то парень, сказал, что он Джага. Передал тебе привет от Звана.

– Больше ничего не говорил?

– Нет. А кто такой Зван?

Андрей понял, что лучше рассказать Але все. Пусть держит ушки на макушке.

Петр Палыч и Толян пришли во второй половине дня. Андрей никогда еще не видел майора таким накаленным.

– Все разыграно как по нотам: свидетели отказываются от показаний, потерпевшие забирают заявления. Бабу ограбили, вырвали вместе с серьгами мочки ушей, а она говорит: не помню такого. Черт знает, что творится! А судья Щукина, по-моему, не боится выложить партбилет! Значит, получила такие деньги – до конца жизни хватит.

– Но ведь судью можно заменить, – заметил Толян.

Петр Палыч разбушевался еще больше:

– Она председатель областного суда! Кем ее заменить? Простым судьей? И какие для этого основания? Формально Щукина действует в рамках закона: если свидетели и потерпевшие так себя ведут, а обвиняемые признательных показаний не дали, какой тут может быть приговор? Дело разваливается. Ах, сука! Что происходит? Куда мы катимся?

Из кухни пришла Аля. Принесла борщ, начала разливать по тарелкам. Андрей лежал, принюхивался. Пахло вкусно.

– Я тут ругнулся, – виновато произнес Петр Палыч.

Аля отмахнулась.

– Сука – ругательство литературное. Мне в таких случаях только за собачек обидно. – И добавила: – Ну и жизнь тут у вас – что зря. Даже судьи продажные. У нас такого нет.

Петр Палыч возразил:

– Не все такие и здесь. В основном судьи у нас неподкупные. Хотя… Неподкупность можно расценивать по-разному. Например, когда просто не пробовали купить.

– По-вашему, честных людей вообще нет? – спросил Толян.

– Мы говорим о судьях, – отвечал Петр Палыч. – Что касается людей вообще, то и здесь все относительно. В одних обстоятельствах человек честный. В других…

– В общем, идеально честных нет? – спросил Толян.

– Если хочешь, чтобы я сказал «да», хорошо, скажу «да». Хотя, наверное, есть и редкие исключения, – терпеливо ответил Петр Палыч.

– А вы согласны, что в нашей стране создан новый человек? – не унимался Толян.

Петр Палыч закашлялся.

– В том-то и дело, что создан.

Толян подумал и спросил:

– Считаете, советский человек – как бы искусственный?

Петр Палыч пожал плечами.

– Война показала, что нет.

– А мирное время что показывает?

– А то и показывает. Еще недавно это было невозможно: чтобы бандиты запугивали потерпевших и свидетелей, чтобы судья плясала под дудку бандитов. Ты этот цирк своими глазами видел. Вот и делай выводы.

Петр Палыч пошел курить на кухню. В дверях обернулся и сказал Толяну:

– Не обижайся, но есть у меня сомнение в вашем поколении. Видел я сегодня твоих сокурсничков. Есть что-то в их глазах… А может, наоборот, чего-то в их глазах нет. Они, конечно, тоже будут сажать. Но не так, как мы.

Толян обиженно вздохнул и уткнулся в учебник.

Он читал недолго. Петр Палыч вернулся с кухни.

– А ты заметил, как вели себя чечены? Как они смотрели на судью?

Толян поднял глаза, он не понял вопроса.

Майор объяснил, понизив голос:

– Если слободские выйдут, снова будет рубка. Значит, чечены заинтересованы в том, чтобы они не вышли. Если допустить, что Щукина берет взятки, то первыми, от кого она взяла, почти наверняка были чечены. Короче, исход суда зависит от того, кто больше дал и кого судья больше боится.

Прошло две недели. Андрей поправлялся быстро. Раны затягивались, как на собаке. Уже вытащили нитки. Шрамы были безобразные. Левая рука от пореза стала тоньше правой. В ней не чувствовалось силы. От пресса на животе осталось одно воспоминание. Сильными остались только ноги. «Чтобы убегать», – невесело думал Андрей.

Последнее время пацаны общались без него. Сказали, что готовят сюрприз. И однажды ночью привели его в подъезд нового дома.

Они спустились втроем к двери бомбоубежища. Перед ними была тяжелая металлическая дверь. На ней висел огромный замок. Мишка с торжественным видом вынул из кармана ключ и прошептал:

– Геныч у нас все-таки мастер. Сделать ключ по слепку… Я не подтачивал, не подгонял. Я просто подошел и открыл. Как сейчас.

Мишка снял замок и с трудом повернул два засова, обеспечивавших бомбоубежищу герметичность. Потом с еще большим трудом открыл тяжеленную дверь и сказал:

– Геныч, мы с Андрюхой зайдем, а ты закрой за нами дверь, повесь замок и погуляй.

– Замок закрыть? – удивленно спросил Генка.

– А как же? Вдруг из гражданской обороны придут проверять?

– Ночью?

– Они когда хочешь могут прийти.

Генка рассмеялся.

– Ну, предположим, пришли, а вы там: здравствуйте!

– Там есть где спрятаться, – успокоил Мишка. – Откроешь ровно через десять минут.

Мишка повел Андрея по бомбоубежищу. В каждой комнате он включал свет. Везде стояли темно-зеленые армейские ящики и какие-то приборы, на стеллажах лежали противогазы, медицинские сумки, носилки. Помещение наполовину было складом гражданской обороны.