Щенки Земли

– Вы им расскажете сами. Надо вернуться. Сейчас же. Вот так, кладите мне руку на плечо. Элис запротестовала, но Блоссом была неумолима. Старушка была легонькая, и в случае надобности, Блоссом могла нести ее. У Элис вырвался страдальческий крик, и она выдернула руку.

– Нет! Нет, такая боль… Я не могу.

– Тогда я сбегаю за подмогой.

– За какой подмогой? Кто мне может помочь? Врачи? Больница? Кто? Я не смогла вылечить твоего отца от крысиного укуса, а тут… – стон, который был красноречивее всяких слов, прервал ее речь. Блоссом долго молчала, кусая губы. Когда Элис умолкла, она сказала:

– Тогда я буду просто сидеть возле вас.

– И смотреть, как я умираю? На это уйдет много времени. Правда, не больше двух дней, но я все время буду ужасно кричать. Нет, так не годится. Мне от этого лучше не станет, а стеснять будет ужасно. Но кое-что в твоих силах. Если напряжешься немного.

– Что бы ни было, я сделаю.

– Дай слово. – В знак согласия Блоссом сжала ее руку. – Сделай для меня то, что Нейл сделал для твоего отца.

– Убить вас? О, нет, Элис вы не можете просить меня…

– Детка, было время, я тоже такое делала, если меня просили. Кое у кого оснований для таких просьб было поменьше, чем у меня. Инъекция воздуха подкожно, и боли… – на этот раз она пересилила себя и не вскрикнула, – …как не бывало. Блоссом, я тебя умоляю.

– Кто-нибудь может сюда придти. Тогда мы бы сделали носилки.

– О, да – сюда могут придти. Нейл, например. Ты представляешь себе, что он сделает, если узнает, что я еще жива?

– Он не посмеет… – начала она, но тут же поняла, что еще как посмеет.

– Ты должна, милая, ты же мне обещала. Только сначала поцелуй меня. Нет, не так – в губы.

Дрожащими губами Блоссом прижалась к Элис, губы старухи напряглись от усилий, она старалась сдерживать боль.

– Я люблю вас, – прошептала девочка. – Я люблю вас как родную мать.

Простившись, она повторила то, что сделал Нейл. Тело Элис дергалось, инстинктивно сопротивляясь, и Блоссом ослабила нажим.

– Нет! – прохрипела Элис. – Не мучь меня – доведи дело до конца! На сей раз Блоссом не отпускала ее до тех пор, пока не наступила смерть. Стало еще темнее, и Блоссом вдруг послышалось, что сверху кто-то спускается по корню, цепляясь за спутанные ветки. Шлепнувшись в плодовую мякоть, этот кто-то издал громкий и страшный звук. Блоссом знала, как должно выглядеть Чудовище: оно явится в облике Нейла. Она кричала, кричала, кричала…

Чудовище было с топором.

– Возвращайся скорее, – попросила она.

– Хорошо, обещаю. – Бадди наклонился к жене и в темноте (фонарь по распоряжению Нейла оставили возле тела покойного), промазав, поцеловал ее не в губы, а в нос. Она захихикала, как девчонка. В приливе заботливости он дотронулся до пальчика на крошечной ручке сына.

– Я люблю тебя, – сказал он, неизвестно к кому обращаясь, то ли к жене, то ли к младенцу, то ли к обоим, для него это уже не имело значения. Он и сам не знал, кому предназначались эти слова. Ему ясно было одно – несмотря на все кошмары последних месяцев и особенно последнего часа, его собственная жизнь наполнилась таким значением и смыслом, какого не имела долгие-долгие годы. Даже самые мрачные мысли не могли унять надежд, наполнявших его, не могли загасить радостного чувства, пылавшего в душе.

Всегда и вовеки, во дни неисчислимых бедствий и тяжких поражений, презирая отчаяние, машина счастья неустанно крутится и молотит для немногих избранных.

Все-таки Мериэнн сохранила больше трезвости рассудка, чем Бадди, и лучше него оценивала ситуацию. Понимая, что их очарованный островок слишком мал в океане страданий, она пробормотала:

– Как страшно.

– Что? – спросил Бадди. Теперь его внимание переместилось с ручонки на ножку и вновь сосредоточилось на крошечном пальчике Бадди-младшего.

– Я имею в виду Элис. Не понимаю, что это он…

– Он спятил, – ответил Бадди, нехотя переступая заветную черту, отделявшую их островок от окружающей бездны. – Может, она его отбрила. Ты же знаешь, язык у нее был острый. Если он придет в себя, это будет уже кое-что, и мы что-нибудь придумаем. А то ведь, никогда не знаешь, какую пакость он еще выкинет. Орвилл поможет, да найдется же и еще кто-нибудь, кто не побоится рот открыть. Правда, пушка-то у него, а не у нас. А сейчас главное – найти Блоссом.

– Разумеется. Это прежде всего. Я как раз про это и сказала, что страшно.

– Да, это страшно, – согласился он. Раздался голос Нейла, который снова звал его. – Надо идти, – и он двинулся прочь.

– Жаль, что нет фонаря, я хочу разок взглянуть на тебя.

– Ты так говоришь, как будто я уже не вернусь.

– О, нет! Не говори так – даже в шутку. Ты придешь. Придешь, я уверена. Только, Бадди…

– Что, Мериэнн?

– Скажи еще раз.

– Я люблю тебя.

– И я тебя люблю, – а когда он ушел и уже не мог слышать ее, еще добавила: – Я всегда любила тебя.