Щенки Земли

Должен сказать, что Видение отличается прекрасным сходством с оригиналом. Это не­сомненно мое лицо, точно то, что ежедневно смотрит на меня из зеркала в ванной. Правда, теперь у меня отсутствует пара зубов той ослепительной улыбки модели Белого Клыка, а на левой щеке появился небольшой шрам (он заметен, только когда я краснею от стыда), кото­рого в том пророчестве не было. Однако такие различия – результат внешних воздействий, а не наследственности. У меня такое телосложение, о котором можно только мечтать, хотя внешние условия и на нем оставляют печать (я многовато ем). Великолепная нижняя часть тела, красивое туловище. Голова немного уменьшена соответственно предписаниям класси­ки, но с точки зрения интеллектуального наполнения с ней все в порядке. И конечно же, безупречный характер: заслуживаю доверия, предрасположен к преданности, чту пользу де­ла, дружелюбен…

– Убедил, – вздыхает Кли.

Я целую ее… Вернее, целует Папа, а мне лучше поставить на этом точку.

Первое посещение Земли в 2024 году запечатлелось в моей памяти расплывчато, по­этому я вынужден прибегать к собственным мнемоническим источникам. Кажется, моим главным впечатлением был солнечный свет, подлинный, неподдельный солнечный свет на Земле. Органы, эволюция которых протекала в каких-то определенных условиях, чувствуют себя наиболее уютно именно в таких условиях, так что никакие заменители, пусть даже са­мые идеальные, не в состоянии обеспечить в точности такой баланс цвета и его интенсивно­сти, такую смену ночи и дня, лета и зимы, мглы и ясной погоды, какой эти органы настоя­тельно требуют и страстно желают. Рожденный на Ганимеде, я с первых мгновений жизни знал, что моя родина – Земля.

Но она мне не понравилась. В этом отчетливо проявился пример, подававшийся Люби­мой Матушкой. Каждый день вдали от цивилизации Юпитера был для нее пыткой, скукой.

– Здесь нечего делать, – жаловалась она, когда Папа возвращался со своих прогулок по окрестностям, которые занимали у него всю вторую половину дня. – Здесь не на что смот­реть, нечего слушать. Я схожу с ума.

– Кли, дорогая, терпеть осталось не так уж долго. Кроме того, это тебе на благо. Быть здесь, в этой сельской местности, без Сворки, полагаться только на себя – прекрасная воз­можность развития уверенности и инициативы.

– «…уверенности и инициативы»! – передразнивает Кли, топнув ножкой в золоченой домашней туфельке. – Я хочу свою Сворку, но беспокоюсь не о себе. Дело в мальчиках. Уже несколько недель ни у Белого Клыка, ни у Плуто не было никаких уроков. Они носятся среди этих деревьев, словно пара диких индейцев. Словно Динги! Что, если детей схватят! Их съе­дят живьем.

– Вздор. Ты могла бы этого бояться на Борнео или Кубе. В Соединенных Штатах Аме­рики в две тысячи двадцать четвертом году нет никаких Дингов. Это цивилизованная страна.

– А люди, с которыми ты на днях познакомился, – как же их зовут? Нельсоны. Они на­верняка Динги.

– Нет, просто бедные сельские жители, которые пытаются наскрести средств для суще­ствования, копошась в грязи. Найди к ним верный подход, и увидишь, как они дружелюбны.

– Я думаю, это отвратительно! – воскликнула Кли, поудобнее вытягиваясь в неболь­шом антигравитационном кармане сборного домика, о котором позаботился наш Господин, чтобы мы не оказались совсем без удобств. – Говорить с ними. Есть их грязную пищу. Ты можешь заболеть.

– Я обращусь в питомник Шредер, и меня вылечат. В этой части штата Миннесота уро­вень цивилизации действительно такой же, как на Ганимеде. Мне здесь нравится. Будь моя воля…

– Дай тебе волю, и мы все станем Дингами! Питомник Шредер! Не смей даже напоми­нать мне о нем! Ты бывал там? Ты видел, как обращаются с любимцами на Земле?

– В самом питомнике не был, но…

– Ну а я была и могу рассказать тебе о тамошних варварских порядках. Несчастные любимцы живут как животные. Это похоже на жизнь до Господства. Все они бегают, не зная Сворки, под этим ужасным солнечным светом, без крыши над головой, среди этих против­ных овощей…

– Это всего лишь трава, любовь моя.

– Это отвратительно. Ты тоже отвратительный, раз хочешь здесь жить. Мне никогда не понять, зачем тебе понадобилось тащить меня и детей в этот ад.

– Я объяснял тебе раз десять – этого требует моя работа. Мне даже не начать продол­жение романа, пока я не впитаю в себя ощущение этого места – безысходность здешнего бы­тия, бытия без надежды, бытия в ожидании смерти…

Любимая Матушка испустила сдавленный вздох ужаса и закрыла ладошками уши. Мысль о смерти, даже обозначавшие это понятие слова действовали на нее слишком угне­тающе. Она устремилась к аптечке-автомату и со скоростью взмывающей в небо ракеты на­брала код напитка для умеренного подъема настроения. Он готовился на основе ЛСД. Неко­торое время спустя она предавалась радостным галлюцинациям в своем антигравитационном кармане. Нам с Плуто тоже хотелось наркотика, но Папа пообещал почитать вместо этого главу из «Собачьей жизни».