Щенки Земли

Мы втроем провели ночь в доме среди скрипов и стонов старого дерева и зловещего топота внутри стен. Крохотуля спала в небольшой колыбели, которая когда-то, видимо, слу­жила постелью Роксане. Поднявшись с восходом солнца, трясущиеся от утреннего холода, мы сразу же отправились под яблоню ждать. Мы долго не могли согреться и были голодны. Тучи враждебно настроенных жужжащих насекомых поднялись из мокрой травы, чтобы пе­ресесть на нашу чувствительную кожу и насытиться нашей кровью. Я убил трех или четырех из них, но эти бессмысленные твари продолжали атаковать нас, не заботясь о своей безопас­ности. Даже в самые черные времена Шредера нам, любимцам, не приходилось подвергаться таким невыносимым неудобствам. Мне стала понятна практическая ценность одежды, и я с тоской думал о своем золотом костюме на вчерашнем пиру.

Солнце поднялось почти к зениту, когда Жюли наконец повернулась ко мне и спросила:

– Как ты полагаешь, что-то случилось, а, Каддлис?

Теперь было бесполезно притворяться, что ничего плохого не произошло, но я смог от­ветить ей только тревожным взглядом. Возможно, нас наказали за желание погулять на свобо­де. Может быть, как ни парадоксальна эта мысль, наш Господин забыл о нас. А может быть…

Но как мы могли хотя бы помыслить о том, чтобы анализировать поведение Господи­на? Особенно такой безответственный, непостижимый и бессмысленный поступок, как взять да и оставить троих породистых любимцев – один из которых крохотный щенок – без защи­ты в чуждом им мире Дингов!

Когда голод стал невыносимым, мы жадно набросились на яблоки, вишни и кислые сливы, нимало не беспокоясь, есть ли в них червоточины. Всю вторую половину дня до глубокого вечера мы ждали возвращения нашего Господина, но в конце концов холод и темнота загнали нас в дом.

Следующее утро тоже прошло в бесполезном ожидании, хотя на этот раз мы предусмот­рительно облачились в штаны и куртки из грубой синей ткани и резиновые сапоги. Почти все остальное настолько истлело, что ремонту уже не подлежало. Наш Господин не вернулся.

– Жюли, – сказал я наконец, предварительно отослав Крохотулю собирать чернику, чтобы она как можно дольше не знала о переменах в своей жизни, – мы предоставлены са­мим себе. Наш Господин бросил нас.

Она негромко зарыдала, но слезы катились по ее щекам непрерывным потоком, и мои поцелуи не успевали осушать его.

И все же я должен признать, что Жюли отнеслась к нашему новому состоянию спокой­нее, чем я. Она была рада принять вызов этого архаического, почти такого же, как у Дингов, существования. Ей, несомненно, помогала ее тяга к притворству. Каждый день, пока я ходил на высокий холм неподалеку от фермы взывать – безнадежно и безрезультатно – к нашему Господину, Жюли разыгрывала из себя хозяйку дома. Она драила полы, выметала пыль, мы­ла и проветривала заплесневелую мебель и прогнившие матрацы, с интересом эксперимен­тировала с овощами, которые росли среди сорняков на заброшенном огороде. (Морковь, да­же если она сварена в ржавой воде с небольшим количеством земли в качестве приправы, очень хороша на вкус.) Через неделю мои походы на холм стали менее частыми. Я убедился, что наш Господин не вернется никогда. Мысль о таком бессердечии и безразличии – после стольких лет на Лебедином озере – просто не укладывалась в голове.

Помогая Жюли на ферме, я получил определенное представление о до-господском об­разе жизни на Земле. Я нашел и починил одно механическое устройство, оказавшееся очень полезным. Шершавое каменное колесо около метра в диаметре и почти десяти сантиметров толщиной приводилось в движение ножной педалью. Если держать кусок металла прижатым к вращающемуся колесу, эта машина выбрасывала сноп искр, которые, а свою очередь, мог­ли воспламенять деревянные стружки. Произведенный таким образом огонь можно было со­хранять в разных приспособлениях в доме. Огонь оказался безмерно полезным, но, посколь­ку, как я полагаю, мои читатели с ним знакомы, не стану продолжать это отступление. Лишь упомяну мимоходом, что в ночь моего открытия Жюли, сидевшая подле меня перед охва­ченными ревущим пламенем поленьями, взирала на меня с настоящим восхищением! И я от­вечал ей таким же взглядом, потому что в свете пламени она выглядела очень красивой, кра­сивее, чем когда-либо прежде. Свет колеблющегося огня сглаживал контуры ее лица на­столько, что я видел только расслабленную, безвольную улыбку и сияние глаз, которые не заимствовали свой блеск у пламени, – это сияние, казалось, исходило из самого ее существа.

– Прометей, – прошептала она.

– Моя Пандора, – ответил я, и отрывок древнего стихотворения, показавшийся мне од­новременно подходящим к ситуации и ужасным, выстрелом прозвучал в мозгу. Низким го­лосом я продекламировал его Жюли:

Напрасен твой учтивый взгляд;

с тех пор как, на мою беду,
в плен Юлианой разум взят,
я к дому путь едва ль найду.

Жюли театрально затрепетала.

– Каддлис, – сказала она, – мы должны найти дорогу домой.