Мильтон, тебе бы следовало оживать в этот час. Или лучше трем твоим дочерям. Бедняга Усердный не умеет читать стихи, не знает никаких других языков, кроме английского, и запинается на длинных словах.
В конце концов я усадил его за чтение Виттенштейна. Есть некая музыка в контрасте между его неуверенным, неохотным произношением и сивилловым смыслом слогов.
Мои сочинения спускаются ко мне с книжных полок Мордикея с комментариями его рукой. Примерно половины комментариев я не понимаю.
Лучше мне или хуже? Я больше не представляю себе, по каким признакам это определять. Я снова на ногах, хотя еще одурманен допингом. Усердный под моим руководством занимается строительством Музея Фактов по моим эскизам.
Оборудование Magnum Opus оставалось еще в заброшенном театре. Хааст потребовал убрать его в другое помещение, но настоял при этом на исключительно деликатном обращении с ним. Суеверия не дают нам покоя, даже мертвые.
Дополнение:
Преподобный Август Джеке отложил свое посещение Белого дома по причине точно не определенного, но острого заболевания.
Недавнее приобретение:
Ли Харвуд, известный англо-американский поэт, начал публиковать сочинения, написанные на языке его собственного изобретения. Лингвисты, которые анализировали эти «неологизмы», подтверждают основательность претензий Харвуда на то, что его язык в своей основе не проистекает ни из какого другого языка, устного или имеющего письменность. Харвуд пытается создать утопическое общество на окраине Тасконы, штат Аризона, где можно будет говорить на его языке и «развить на нем соответствующую культуру». Уже три сотни подписчиков из двенадцати штатов предложили себя в качестве участников этой программы.
Я разослал приглашения. Открытие музея назначено на завтрашнее утро в одиннадцать часов. Приглашения были излишними, потому что Хааст пообещал мне, что там будут все.
Музей открылся и сразу же закрылся. Этого было явно более чем достаточно для достижения моей цели.
Первым, кто подвел итог всем собранным вырезкам, был Скиллиман. Он разразился приступом кашля перед фотографиями убитых Вайзи, которыми убийца(ы) так заботливо обеспечил газеты, Приведя в порядок дыхание, он сердито повернулся ко мне:
— Как давно вы знаете об этом, Саккетти?
— Ничто из этого не является точно выверенной информацией, доктор. Все это из газет. — Я, конечно, предварительно убедился через Шипанского, что газет Скиллиман не читает.
Теперь свет истины пробился и к большинству «шестерок». Они собрались вокруг нас, перешептываясь. Ха-аст, как интерпретатор, стоя перед рукописными надписями на стене, выглядел почти беспомощным.
Было заметно, что Скиллиман очень старался обуздать себя, чтобы выглядеть вежливым после этого неожиданного поражения.
— Могу я спросить, каким числом датирована первая из этих вырезок?
— Премьера «Космической фуги» Андрейнн Леверкюль состоялась тридцатого августа. Однако ее случай — один из наиболее проблематичных. Я позволил себе поместить его в экспозицию, потому что Аспен так близко от нас и потому что она несомненно лесбиянка.
— Конечно! — сказал он, снова раздражаясь. — Что же за дыркой в заднице я был.
— Вы тоже? — спросил я сердечно. К чему он отнесся не как к веселой болтовне. Будь он хоть немного в хороших отношениях с собственным телом, уверен, он бы меня ударил за это.
— О чем вы оба болтаете? — спросил Хааст, проталкиваясь к нам через «шестерок». — Что
— Убийца вы, X.X. Что я и пытаюсь объяснить все эти долгие месяцы. Убийца Джорджа Вагнера, Мордикея, Мида и, достаточно скоро, мой убийца.
— Это чепуха, Луис! — Он обратился за моральной поддержкой к Скиллиману: — Он сошел с ума. Кажется, они все сходят к концу с ума.
— В таком случае мир вскоре сравняется с ним, — вставил Уатсон, один из наиболее смелых «шестерок». — Потому что из этого представляется несомненным, что весь этот проклятый мир — во всяком случае, целая страна — заражена вашим Паллидином.
— Это невозможно! — с тихой несокрушимой уверенностью заявил Хааст. — Абсолютно невозможно. Наши меры безопасности… — Теперь дошло даже до Хааста. — Она?
— В самом деле, — сказал я. — Эйми Баск. Да, вне всякого сомнения — она.
Он нервно засмеялся:
— Старина Зигфрид? Не пытаетесь ли вы убедить меня, что кто-то сорвал
— Если не ее вишенку, — сказал Скиллиман, — то линию Зигфрида обошли с фланга и атаковали с тыла.
Сеть морщин Хааста собралась в сито замешательства. Затем, по мере осознания случившегося, перешла в паутину отвращения:
— Но кто бы…
Я пожал плечами: