Щенки Земли

Папа и мы с Жюли ждали в вестибюле отеля «Сент-Пол» уже целых пятнадцать минут и за все это время не увидели ни одного коридорного или посыльного. В отеле не было и по­стояльцев, потому что за период Господства Земля стала так непопулярна, что крышу над головой и постель всегда было легко подыскать. Чего невозможно было найти нигде, так это работы. Даже лучшие отели и рестораны перешли на самообслуживание.

Наконец Бруно и Роки (это имя стало казаться ей более благозвучным, чем Роксана) за­кончили туалет и появились в вестибюле. На Бруно были свободного покроя хлопчатобу­мажный костюм и спортивная рубашка с отложным воротником, в вырезе которого виднелся краешек повязки на груди. Роки выглядела потрясающе; Жюли Дарлинг казалась на ее фоне такой степенной, что приходило на ум сравнение с кулем. Но когда вам всего двадцать, неза­чем так усердствовать, как это приходится делать в тридцать восемь лет.

Мы обменялись шутками, выбрали ресторан и пошли к Папиному автомобилю – вот как начинался самый страшный вечер моей жизни.

Бруно возвращался к своим обязанностям в Дулуте на следующий день, и мы не смогли убедить его остаться хотя бы ненадолго. Уже несколько недель он настойчиво требовал, чтобы мы впятером – двое Шварцкопфов и трое Уайтов – отправились «покутить всю ночь». Я чувствовал себя виноватым перед Бруно. В то время я еще не умел жить с нечистой совестью и уступил.

Я относился подозрительно к его попыткам завязать дружбу с человеком, который едва не убил его, но может быть, я просто опасался, что подобно большинству Дингов Бруно за­интересован в более близком знакомстве с моим отцом. Однако его первая попытка относи­лась к тому времени, когда он еще не знал, что Теннисон Уайт – мой отец. Поэтому было до­вольно трудно сомневаться в его искренности. Я решил, что он просто сумасшедший.

При явном ощущении вины и неловкости перед Бруно я терялся в догадках, какие чув­ства питала ко мне Роки. Когда она разоблачила меня перед Дингами, ей не могло быть из­вестно, что мой отец – второй в команде Дингов, а вовсе не их архивраг. Только находив­шиеся у истоков движения КРС знали своих вождей, а его роман «Жизнь человека», который заставил ее принять точку зрения Дингов (в той степени, какой не смог добиться Бруно), был опубликован под псевдонимом. Она жаждала моей казни – вместо этого спасла мне жизнь. Теперь мы сидели, тесно прижавшись друг к другу, на заднем сиденье Папиного лимузина и вспоминали прежние времена. Когда мы выбирались из машины, она ухитрилась всадить шпильку своего каблука мне в ногу с поразительной точностью, а в середине обеда, сияя улыбкой и болтая без умолку, недвусмысленно пнула в голень под столом.

Наша трапеза отклонялась от обычного курса только тем, что почти все замечания Роки сыпались на голову Бруно. Переполненный бесстрашным энтузиазмом, начав говорить, он мог продолжать сколь угодно долго. Чтобы заставить Роки не перебивать его (кому не надо­ест слушать восторженные речи о собственной свадьбе или о том, как она рада, что дорогая крошка Крохотуля больше не незаконнорожденная), я стал расспрашивать Бруно о его детст­ве, которое было, как мне показалось, драмой ужасов. Для большинства Дингов жизнь – одна непрекращающаяся битва: с окружающим миром, со своей семьей, со своими учителями и с разрушением собственных разума и тела. Неудивительно, что Бруно вырос таким агрессив­ным жлобом. Но даже когда я узнал все это, он не стал нравиться мне хоть немного больше.

С обедом было покончено, и я подумал, что мы можем благополучно откланяться, но Бруно достал из внутреннего кармана пиджака конверт и объявил, словно действительно на­деялся доставить нам удовольствие, что у него есть пять билетов на поединок.

– Какой поединок? – спросил я.

– Боксерский, в Учебном манеже. Нынче вечером дерется Келли Броуган, будет на что посмотреть. Держу пари, на астероидах вам не доводилось видеть хороших боев, или я оши­баюсь?

– Нет, – ответил я тоном обреченного, – мы их вообще не видели.

– Однако там бывали красивые соревнования по гимнастике, – вмешалась в разговор Жюли, – и фехтовальные поединки, хотя они всегда оканчивались без травм.

Смех Бруно напоминал рев раненого быка.

– Гимнастика – это клевая шутка! Красивые – надо же сказать такое! Ну ты и тип, Жюли. Деннис, ну и тип твоя девочка!

Глаза Роки злобно блеснули в предвкушении поживы.

– Деннис, тебе действительно надо пойти, раз ты даже в детстве был задирой. Вам тоже не помешало бы развеяться, мистер Уайт, – у вас усталый вид. Человеку вашего положения необходимо время от времени отвлекаться от дел.

– Какого черта, – сказал Папа, – пойдемте все! А потом полюбуемся фейерверком.

– О, мне нравятся фейерверки, – поддержала идею Папы Жюли с напускной радостью.

Из-за стола встали все разом. Бруно и Роки были счастливы, как два ребенка. Мы с Жюли чувствовали себя гораздо гнуснее. Но Папа…