Щепа и судьба (СИ)

Умудрившись первым пройти по узкой сухой полоске земли на противоположную сторону, раскланялся с батюшкой, поинтересовался здоровьем, посетовал на неустроенность нашего провинциального быта. Тот ответил шуткой и спросил, далеко ли я собрался, чем занят в самый разгар рабочего дня. Следует сказать, был мой сосед в ту пору уже в солидном возрасте, страдал одышкой, но вместе с тем передвигался легко, не утратив юношескую подвижность, и его обычно широко открытые голубые глаза излучали неугасающий задор и смешливость при улыбке. Наш разговор ненадолго коснулся погодных условий, затем плавно перетек на происходящие в те года изменения в родной отчизне, с чем климатические превратности могли с успехом посоперничать в своей непредсказуемости. Уже начинали потихоньку открывать стоящие долгое время закрытыми храмы, народ шел туда не таясь, хотя трудно было разобрать, кто действительно верил в Бога, а кто просто любопытствовал. Но дело не в этом. Местное духовенство, ранее, как тень, проскальзывавшее по центральным улицам, вдруг приосанилось, расцвело и чинно вышагивало по городу, невзирая на заинтересованные взгляды зевак и сторонящихся их начальственных лиц.

К чести моего знакомого, он ничуть не изменился, а все так же, как в прежние времена, тянул лямку ежедневных служб, крестил младенцев, отпевал усопших, венчал молодоженов. Поскольку жили мы по соседству, то частенько беседовали, временами спрашивал совета по житейским вопросам. Вот и сейчас мне пришла в голову мысль посоветоваться насчет моей непростой ситуации, в которой оказался, и, недолго думая, выложил ему все, как есть, в плане превратностей неподдающегося осознанию процесса сочинительства.

Он выслушал меня, не перебивая и тяжело вздохнув, тихо произнес: «Не туда ты полез в исканиях своих, сосед дорогой». Поинтересовался, что он имел в виду, и услышал буквально следующее: «Прельстился видениями своими, а они тебя заманили в такую бездну, что выбраться из нее ой как трудно будет…»

Внимательно вгляделся в его отдающие уже не синевой небесной, а стальным отблеском немигающие глаза и понял: по-своему он прав и никогда не смирится с тем, чем я занят. Скорее просто не примет мой образ мыслей и далеко отстоящее от него сочинительство. Как не приняли меня сельские обитатели, подвергнув полному остракизму, так и для церковных служителей непонятно, зачем нужно что-то еще выдумывать, выпускать книги, когда все на этой земле давно устроено и вполне может обходиться без моих трудов. И ничегошеньки не произойдет, не изменится, забрось я свои листочки куда подальше. Представления большинства людей обо всем, что вокруг нас творится, по-детски просты и постоянны. В них зло не может преобразоваться в добро и с ним нужно бороться. И наоборот, добро не может сделаться чем-то иным, чем оно есть на самом деле. С таким пониманием проще и безопаснее жить в черно-белой моральной атмосфере бытия.

И бессмысленно спорить с батюшкой, поскольку за ним тысячелетнее учение мудрых и бескомпромиссных людей, раз и навсегда указавших одну-единственную дорогу для всего человечества. К добру, свету, к радостям жизни. И вот мы уже прошли часть пути, но не прибавилось ни счастья, ни радостей, а страдания как были, так и остались. Точнее, к ним прибавились еще и новые, не виданные ранее. Но выбора нет, свернувшему со столбовой дороги даже вослед никто платочком не махнет и руку помощи вряд ли протянет. Каждый в свое время сделал свой личный выбор, заключающийся в том, что жить и мыслить следует сообща. А кто этого не понимает, рискует сам быть непонятым.

Но и мне не хотелось отказываться от своих собственных убеждений, выстраданных не за один день, осмысленных и живущих в мире и согласии с общечеловеческими нормами. Разве несколько тысяч лет назад такие же, как мы, люди не создавали мифы и легенды, согласно собственным представлениям о том мире, где им выпало жить? А мир менялся и меняется ежечасно. Вместе с ним являлись иные образы, причем у каждого народа свои, отличные от других.

В то же время мой собеседник никто иной, как страж, стоящий на защите всех и вся, живущих близ меня, и уж ему ли не знать, чем может обернуться любое инакомыслие. Разве он враг мне? Да нет же. Он пытается уберечь меня от многочисленных невзгод и лишений. И при этом желает мне добра и только добра. Он весьма обеспокоен, чего это вдруг меня занесло черт те в какие умозрительные дебри, откуда, по его словам, выбраться не так-то просто. Учение, проповедуемое им, должно стать оберегом не только моим, но и всех здравомыслящих людей.