Щепки плахи, осколки секиры

– Разве об этом можно судить всерьез? Но с другой стороны – а почему бы и нет! Созидание – процесс вынужденный. Его назначение – обеспечивать какие-либо личные или общественные блага. А что останется могучему и изощренному уму, когда необходимость в созидании благ отпадет? Только игра. Я не согласен с тезисом, что игра является суррогатом жизни. Что, если сама наша жизнь всего лишь суррогат некой вселенской игры?

– Блошиного цирка, – брякнула Верка.

– Что? – не понял Эрикс.

– Не обращайте внимания! – Цыпф замахал на Верку руками. – Это так, к слову… Забава такая была раньше… С использованием некоторых видов насекомых-паразитов. Вот один гражданин и сравнил нашу каждодневную суету с блошиным цирком.

– Понятно… Здесь это весьма популярная тема, успевшая обрасти массой легенд. Считается, что истинные хозяева этого мира ведут между собой или сами с собой, что несущественно, грандиозную азартную игру, в которой люди используются как пешки. В пользу такой теории говорит немало фактов.

– Но если это все же игра, то в ней должны быть определенные правила, – продолжал свои расспросы Цыпф. – Есть ли какая-нибудь закономерность в маршрутах, которые мы ежедневно преодолеваем? Прослеживается ли что-то вроде системы в манипуляциях хозяев со временем и пространством?

– Разве пешка обязана знать правила игры, в которой участвует? Достаточно того, что их знают игроки. Тем более что жесткие правила скорее свойственны примитивным играм, какие пользовались популярностью в ваше время. В игре достаточно сложной, примером которой может служить человеческая жизнь, правила должны быть гибкими, изменчивыми. Фактор неопределенности не только разжигает азарт, но и формирует философский взгляд на вещи.

– Допустим, – Леву обуял уже не крылатый гений познания, а козлорогий демон спора. – Но эта гибкость и изменчивость должны иметь некие границы, хотя бы моральные. Ведь как-никак роль пешек выполняют живые и, более того, разумные существа. Почему же одним пешкам позволено издеваться над другими?

– Кстати, братец мой, а вам не досталось на орехи от этой рвани? – поинтересовался Смыков.

– К счастью, нет. Ведь я как-никак нахожусь под охраной своего компаньона. Мало кто рискует приблизиться к нему… Зато остальные будетляндцы не могут ничего противопоставить кучке обнаглевших мерзавцев. Ежедневно кто-то из них подвергается грабежу и насилию.

– И сегодня тоже? – Лица Зяблика не было видно в темноте, но, судя по голосу, он нахмурился, как Илья Муромец, узнавший о безобразиях, творимых Идолищем поганым.

– Относительно сегодняшнего дня я ничего не могу сказать, но позавчера они долго издевались над человеком, не пожелавшим расстаться с едой и последней одеждой. Представляете, что это такое – на протяжении долгих часов убивать того, кто не в состоянии умереть.

– Слова мои, значит, были сказаны впустую, – произнес Зяблик с сожалением.

– Смыков, запиши это в своем талмуде. Чтоб потом меня не ставили на одну доску с каким-нибудь атаманом Кудеяром или Джеком-потрошителем.

– А вы, братец мой, никак на лавры Дубровского претендуете? Или Робин Гуда? – сказано это было отнюдь не с ехидцей, а скорее с подозрением. – Опять какую-то авантюру затеваете?

– Никакую не авантюру, – поспешно возразил Зяблик. – А вот маленькая правилочка не помешала бы.

– Вы ведь знаете, что я противник любых форм насилия. – Чувствовалось, что в душе Эрикса идет какая-то борьба. – Но если вы сумеете обуздать этих варваров, то заслужите искреннюю благодарность всех будетляндцев, в том числе и меня.

– Как же их обуздать? – Зяблик принялся рассуждать вслух, чего раньше за ним не замечалось. – Убивать бесполезно – оживут. Хари начистить – кулаки отобьешь. Душевная беседа тоже вряд ли поможет… Ладно, что-нибудь придумаем. Лично я вопросов больше не имею.

– Вот и хорошо, – Эрикc вздохнул с облегчением. – Мое время на исходе. Пора собираться назад.

– Остались бы у нас, – любезно предложила Верка. – Скучно ведь одному, наверное. Барсик ласкового слова не скажет.

–Да-да, присоединяйтесь, – поддержал ее Цыпф.

– Вряд ли это целесообразно, – вздохнул Эрикc. – И вот по какой причине. Любая устойчивая группа воспринимается хозяевами как единое целое. Для них, видимо, нет принципиальной разницы между вашей пятеркой, нашей со зверем парочкой или каким-нибудь обособленно живущим мизантропом. Каждой единице положено только по одной кормушке. Что вам пятерым, что нам двоим. Объединившись, мы лишимся половины своего пайка. Как кому, а зверю это может не понравиться. Он у меня и так недоедает.

– Кстати! – встрепенулся вдруг Зяблик. – А как себя ведет твой зверек? За людьми не пробовал охотиться?

– Пробовал, – признался Эрикc. – Но я его отучил.

– А не боишься, что однажды ночью он тобой закусит?

– Ну что вы! – Эрикc даже обиделся немного. – Такое просто невозможно. Мы очень привязаны друг к другу. Слышите, он меня зовет. – Действительно, во мраке раздался призывный рев Барсика. – Все, я пошел. До встречи. Свечу, оставляю вам.

– Долг платежом красен, – Зяблик, вскочив, стал совать в руки Эриксу шоколад и печенье.