Щепки плахи, осколки секиры

— Пропустите-ка меня! — Расталкивая остальных, Зяблик подался на ее голос и вдруг заорал что есть мочи: — Поймал! Держу! Ей-Богу, держу!

— Кого ты держишь, кого? — надрывался рядом Цыпф.

— Хрен его знает! Но что не Лильку твою, так это точно! Как матрас надувной… Только теплое… И течет по нему…

Смыков щелкнул кресалом, вспыхнул фитиль, однако его тусклый огонек не мог рассеять окружающую мглу. Пришлось использовать вместо факела недавно изготовленные перчатки. Облитая спиртом шерсть вспыхнула, как сухое сено, и вся ватага дружно ахнула.

Из сиреневой мути, как из омута, таращились на них два глаза, размер и выражение которых сразу рождали мысль о свирепых драконах-людоедах. В треугольных зрачках, подернутых пленкой прозрачных жабьих век, отражался огонь факела.

Жуткие эти глаза существовали не сами по себе, а в комплекте с несокрушимой глыбой морды, грубыми дырами ноздрей, пилами клыков и огромным языком, за который в данный момент держался Зяблик.

Факел горел не больше трех-четырех секунд, и столько же времени длился немой ужас, усугубленный еще тем обстоятельством, что ватага не совсем оправилась ото сна. Когда факел погас, наступил черед ужаса вопящего. Солировала в нем, безусловно, Лилечка. Остальные по мере сил помогали ей — кто благим матом, кто бессмысленными командами, а кто даже истерическим хохотом.

В этой внезапно взорвавшейся какофонии звуков не сразу удалось расслышать смущенный человеческий голос:

— Не надо так волноваться. Это добрый зверь. Он не кусается.

— Эрикс, ты, что ли? — первой опомнилась Верка.

— Кто же еще может навестить вас здесь, как не старый приятель Эрикс.

— А зверюгу ты почему наперед себя послал?

— Не хотел вас пугать… Вы видели мой труп. Для вас я мертвец… Очень многие люди боятся мертвецов. Я думал, что появление зверя подготовит вас к встрече со мной…

— Идея, безусловно, блестящая, — сказала Верка. — Мы просто тащимся от восторга… Верно, Лилечка?

— Ага, — сказала Лилечка, то ли падая, то ли ложась на руки Цыпфа. — Дайте воды… Хотя не надо… Я все равно сейчас умру.

Пока Цыпф и Верка хлопотали над Лилечкой, между Смыковым и Эриксом завязалась несколько натянутая беседа. Зяблик был занят тем, что дергал Барсика за язык, пытаясь оттащить подальше от бивуака.

— Я, конечно, извиняюсь, — дипломатично сказал Смыков. — Вам эта тема, может, неприятна. Но порядок есть порядок. Как говорится, всему свое время. Время начетам и время отчетам. Похоронили мы вас, значит, как полагается. Если и не по первому разряду, то вполне достойно. С цветами и музыкой. Я лично произнес речь, соответствующую моменту. Если желаете, могу повторить.

— В другой раз, — вежливо отказался Эрикс. — Я весьма благодарен вам за то, что моя последняя воля была исполнена… У меня к вам есть очень много вопросов. Но сначала самый главный. Как вы сами здесь оказались?

— Насели на нас аггелы. Аккурат возле этого самого Черного Яйца, которое вы на схеме изобразили. И прижали к площади… Ну, вы знаете, там еще все сияет…

— Это есть проекция на наш мир «глубокого дромоса», туннеля, соединяющего различные пространства, — объяснил Эрикс.

— Пусть «дромоса», кто же спорит… — согласился Смыков. — Деваться нам некуда. Вот и сунулись в тот «дромос», как куры в ощип… Кстати, мы вашего зверюгу уже видели вчера.

— Да, да, — торопливо подтвердил Эрикс. — Я тоже вас видел. Но днем подойти не посмел… Это лучше делать ночью.

— Вы разве ночью видите? — удивился Смыков.

— Нет. Но зверь, наверное, видит… Ночью он ходит очень уверенно. А нашли мы вас потому, что это место мне очень хорошо знакомо… Все начинают отсюда… Потом происходят перемещения разного порядка…

Во мраке глухо рявкнул Барсик, получивший, наконец, возможность распоряжаться собственным языком. Почти сразу после этого где-то рядом раздался голос Зяблика:

— Ну со свиданьицем, потомок! Они отыскали друг друга в темноте и долго тискали в объятиях.

— Жив, значит, курилка…

— О да. Однако нельзя сказать, что я очень рад этому, — признался Эрикс.

— Что так?

— Эта жизнь недостойна человека. Она не удовлетворяет меня.

— Нас тоже. А что делать?

— Если бы я знал… Боюсь, что мы не в состоянии что-нибудь изменить…. Послушайте, ведь вас раньше было шестеро. А я слышал голоса только пяти человек.

— Погиб наш дорогой товарищ Толгай, — вздохнул Зяблик. — Своей жизнью за наше спасение заплатил.

— Печально… Он заслуживал жизни, но умер. Мне же следовало умереть, а я живу… Кажется, это называется иронией судьбы.

Снова раздался рев Барсика, чем-то, похоже, очень недовольного.

— Любопытствую, чем вы кормите вашу скотину? — ни с того ни с сего спросил Смыков.

— О, это долгий разговор, — судя по тону Эрикса, он пребывал в тяжелейшем цейтноте.

— Что ты торопишься, как поповна замуж? — удивился Зяблик. — Чайник, что ли, на керогазе забыл?

— К рассвету я должен обязательно вернуться на то место, где мне положено находиться. Возможно, мы встретимся днем, но эта встреча будет мимолетной. Специально искать меня не надо. Я постараюсь навестить вас следующей ночью.