Щит

— Еще одно слово — и я позову начальника караула, — предупредил Ослоп. — И скажу, что ты собираешься нарушить приказ его светлости.

— Сольешь[138]? Меня? Из-за какого-то там Нелюдя?

— Желудь! Его дело — на контроле у графа Грасса!

— Ну, ты и мра-а-азь…

— Думай, что хочешь. Но ключа от камеры я тебе не дам.

Желудь презрительно оскалился, потом рубанул левым предплечьем по сгибу локтя правой руки и повернулся ко мне:

— Радуйся — сегодня тебе повезло.

Я равнодушно скользнул взглядом по его искаженному бешенством лицу, добил третью сотню скручиваний, закинул руки за голову, чуть не разбив себе цепью лицо, и начал «складываться».

Воин побагровел, вцепился в прутья решетки, набрал в грудь воздуха, чтобы разразиться каким-нибудь проклятием, и услышал очередной вопль несчастного, которого, как я понял, волокли в пыточную:

— Слышишь, как он орет? Так вот, на эшафоте ты будешь орать в два раза громче! Потом сорвешь голос и начнешь молить о смерти хриплым шепотом!

«Десять и один… Десять и два… Десять и три…» — мысленно считал я.

— Но она придет к тебе далеко не сразу — сначала палач перебьет тебе руки. Потом — ноги. Потом — позвоночник. Потом отрубит конечности, оскопит, прижжет раны факелом и забросит обрубок, в который ты превратишься, на насест[139].

«Два десятка и пять… Два десятка и шесть… Два десятка и семь…»

— Ты будешь умирать о-о-очень долго. И успеешь проклясть каждый день своей никчемной жизни. Каждый удар клюва воронов, пирующих на твоем еще живом теле, будет приближать тебя к смерти.

«Три десятка и восемь… Три десятка и девять…»

— Ты меня вообще слышишь, животное? Я сказал, «к смерти», а не к «Темному Посмертию»!

— Зря стараешься… — глухо буркнул Ослоп. — Он не ответит.

«Точно… — мысленно поддакнул я. — А Темное Посмертие у меня будет».

Потом подумал и добавил:

«Наверное…»

Следующие минут тридцать Желудь метался по коридору, как лев по клетке, что-то неразборчиво бормотал себе под нос и изредка останавливался напротив моей камеры, чтобы сказать мне что-нибудь «приятное». Я, естественно, не реагировал, и мое молчание постепенно доводило его до белого каления.

Попытки Ослопа его успокоить только подливали масла в огонь — к моменту, когда со стороны лестницы послышался голос начальника караула, воин окончательно перестал себя контролировать — вытащил засапожный нож и принялся с упоением ковыряться в замке.

Предупредительное шипение Ослопа он проигнорировал. Совершенно напрасно — через какие-то три десятка ударов сердца начальник караула добрался до площадки нашего этажа и увидел происходящее:

— Желудь? Что это ты там делаешь, а?! Желудь, я к кому обращаюсь?!

— Ну, открывайся же, Двуликий тебя забери… — не обратив на его вопли никакого внимания, взвыл воин. И крутанул ножом так, что тот звякнул и переломился.

— Ослоп? Что это с ним?

— Думаю, это из-за жены, ваша милость.

— А при чем тут Нелюдь? Ее ссильничали оранжевые, а Бездушный в это время мотался где-то в другом месте!

— Желудь взбесился. Теперь ему все равно.

Желудю было действительно все равно — поняв, что замок не открывается, он выхватил из ножен меч, просунул руку между прутьев и попытался рубануть меня по ноге.

Я ее убрал.

Он подумал, оскалился, поудобнее перехватил рукоять и бросил тяжелый клинок, как метательный нож!

Пришлось скатываться с нар на грязный пол. И довольно шустро.

Успел. Перекатился. Оказался на ногах и… прислонился к противоположной стене: близость к мечу могли расценить как желание им воспользоваться. А это в мои планы не входило.

Тем временем ворвавшийся в коридор сотник добрался до сдуревшего подчиненного и с ходу зарядил ему в скулу. Довольно неслабо — Желудя оторвало от решетки и бросило на пол.

Дальнейшие действия начальника караула меня порядком посмешили — сначала он отработанным движением перевернул потерявшего сознание воина лицом вниз и заломил его правую руку за спину, потом сообразил, что я могу воспользоваться «трофейным» оружием, выхватил меч и развернулся так, чтобы успеть сблокировать мою атаку.

Пришлось показать ему раскрытые ладони и презрительно улыбнуться.

Он понял — докрутил руку Желудя до позвоночника, вставил ногу в получившуюся петлю[140], выпрямился и жестом подозвал к себе Ослопа:

— Подойди к решетке. Сейчас Нелюдь возьмет меч этого недоумка… за клинок… и ме-е-едленно протянет тебе.

Я повиновался.

— Отлич-ч-чно… Положи его куда-нибудь подальше. Теперь поставь ногу вместо моей. И жди…

Воин тут же выполнил приказ. Причем крайне добросовестно — его нога воткнулась в «петлю» с такой силой, что чуть не выломала Желудю плечо.

Убедившись, что солдат, нарушивший приказ, не в состоянии шевелиться, сотник подошел к решетке:

— Отойди к дальней стене и повернись к ней лицом…

Я отошел. Отвернулся. И даже закрыл глаза.

Через минуту-полторы за моей спиной щелкнул замок, и сапог начальника караула выбил в сторону мою правую ногу…