Щит и меч

А комендант разложил на столе армейские документы, изготовленные в мастерской абвера. Для Вайса была заготовлена орденская книжка.

Переодевшись, Иоганн старался понять, зачем у него сразу же отобрали личное оружие. Если не дадут другого, значит... Но что значит? Где он мог допустить ошибку, оплошность? И потом он ведь не один, с ним Хакке, Синица. Нет, здесь явно таится что-то другое.

Да вот и комендант. Принес пистолеты и, сверив по номерам, положил рядом с документами. И даже гранаты-лимонки выложил на стол. Это хорошо. Значит тут другое.

Вайс подошел к столу и, улыбаясь, попросил коменданта разъяснить, есть ли какие-либо особенности у советского оружия, которые следует учесть.

Комендант с вежливой готовностью дал необходимые объяснения.

Но Вайс заметил, что ротмистр посмотрел на него при этом вопросительно и удивленно.

Иоганн понял, что он переиграл. В школе ведь изучали все образцы советского оружия. И тут же Иоганн заявил коменданту, что ему отлично известны конструктивные особенности советского оружия. Но он задал свой вопрос, чтобы узнать, пристрелян ли его пистолет и какие при этом выявлены особенности, ибо всякое оружие обладает своими особеностями и их следует учитывать при стрельбе.

Комендант сказал:

- Нет, не пристрелян.

- Напрасно, - пожурил Вайс. - Значит, если я промахнусь, отвечать будете вы.

- Правильно, - согласился Герд. - Это - серьезное упущение.

Крмендант взглянул на часы.

- Пора. Пообедать придется в самолете.

Солдат помог им надеть парашюты.

Вайс подошел к Герду, протянул руку:

- До ссвидания, господин ротмистр.

Но Герд, будто не видя протянутой руки, с недоступным выражением лица произнес сухо:

- Желаю вам с честью выполнить ваш долг.

Иоганн мельком поймал тусклый, неприязненный взгляд Герда и сделал вывод, в котором, правда, еще не был окончательно уверен.

Выброску их в тыл Герд не рассматривает как подвиг. Это ясно. Герд не сумел притвориться, будто провожает его как героя на подвиг, и тем самым кое-что выдал Вайсу. Он чем-то озабочен. Уж не тем ли, что так откровенно беседовал с Вайсом и, когда они были в абвергруппе N 315, слишком подчеркивал перед офицерами свое к нему расположение? Но почему это теперь его беспокоит?

Иоганн решил первым подняться по трапу в самолет, чтобы прыгать последним. Зачем? Чтобы выгадать лишние минуты. Они могут пригодиться.

Окна в кабине самолета были заклеены черной бумагой, в какую обычно заворачивают фотопленку.

Самолет выкатился на взлет тотчас, как захлопнулась дверца за Хакке, - у Хакке на груди была подвешена рация, он вошел последним.

Батареи с питанием находились у Синицы.

Несколько минут летели в полном мраке, потом зажглась лампочка в потолочном плафоне.

Синица объявил, что помирать на голодное брюхо не собирается, и развернул свой пакет с едой. На каждого была бутылка водки.

Хакке почти не притронулся к еде, но, держа бутылку в руке, часто отхлебывал понемножку из горлышка.

Синица ел и пил смачно. Он быстро охмелел, стал болтливым. Подбрасывая на ладони ампулку с ядом, сказал, нежно на нее поглядывая:

- Говорят, мгновенно: раз - и готов.

- Кто говорит? - спросил Вайс. - Те, кто пробовал?

- Правильно! - расхохотался Синица. Потом спросил с надеждой: - Все ж таки химия, а вы, немцы, в ней великие мастера, не то что мы, сиволапые... - Вздохнул: - Эх, Россия! - Дунул на другую ладонь: - Была - и нет. Пожаловался: - А я все ж таки хухрик.

Вайс спросил:

- Хухрик? Это что по-русски?

- Так... - сказал печально Синица. - Вроде тех, кто сами себя обмошенничивают, а других не умеют. Небось те, кто поумнее, сидят себе в Берлине на заседаниях и сочиняют контрреволюции, а тех, кто попроще, тех, как меня вот, швыряют, будто мусор с балкона на головы прохожим.

- Вам это не нравится?

- Нет, почему же! - насторожился Синица. - У каждого своя доля.

Хакке явно презирал Синицу, недовольный, очевидно, тем, что этого русского поставили с ним как-бы в равное положение. Он сказал доверительно Вайсу:

- Я полагаю, что этот тип должен быть только нашим носильщиком.

Вайс кивнул. Снова отхлебнув из бутылки, Хакке пробормотал раздраженно:

- Я полагаю, моя кандидатура была выбрана господином ротмистром потому, что я сообщил партии о некоторых его чрезвычайно вольных взглядах.

- И что же? - спросил Вайс.

Побагровев, Хакке ответил озлобленно:

- Мне дали строжайше понять, что господа, подобные Герду, находятся вне досягаемости. И мы, наци, обязаны им, а не они нам. Как вам это нравится?

- Насколько я помню, - строго сказал Вайс, - все крупнейшие промышленники и финансисты оказала фюреру поддержку в самом начале его пути, о чем я вам не рекомендовал бы забывать.

- Да, - согласился Хакке, - это верно. Но я проливал кровь за фюрера.

- Да, но не на фронте и не свою.

Хакке задумался, потом сказал обиженно:

- С гестаповцами так не обращаются, как со мной, их не посылают на подобные задания, они работают в тылу...

- Почему же вам выпала эта участь?

Хакке опять приложился к бутылке, еще больше побагровел, закашлялся, вытер мокрый рот ладонью и прошептал, дохнув в лицо Вайса перегаром: