Щит и меч

Штейнглицу, без всякого сомнения, было лестно оказаться в обществе полковника. Что же касается Лансдорфа, то тот сразу же со старомодным изяществом начал непринужденно ухаживать за девушкой, совсем не интересуясь, нравится это полковнику или не нравится.

Разговор с ней он вел на столь тончайшей грани приличия и неприличия, что нельзя было не подивиться его опытности в той области, которая, как казалось Иоганну, могла служить для него лишь предметом воспоминаний.

Этот весьма оживленно начавшийся завтрак оказался вдвойне полезен Вайсу. Во-первых, знакомство с полковником сильно возвысило его в глазах начальства. Во-вторых, комендант отвел ему комнату значительно лучше той, какую вначале предполагал дать этому нагловатому абверовцу с небольшим чином, но, как выяснилось, вполне обоснованным высокомерием.

Оказалось, что по поручению полковника Ангелика посетила женскую разведывательную школу и присутствовала на занятиях. Она сказала Лансдорфу:

- Странно, - но всем, что касается технической подготовки, они очень сообразительны. Но когда я стала допрашивать о самых элементарных женских приемах, необходимых при вербовке агентуры, то в этом вопросе они проявили удивительную тупость.

- Может, фрейлейн поделится со мной теми знаниями, которыми она обладает? - игриво осведомился Лансдорф. - Возможно, я окажусь достойным учеником.

Штейнглиц грубо хохотнул.

- Черт возьми, фрейлейн, вы просто умница! Убедите герра Лансдорфа создать школу из девиц, обладающих подобными талантами, - и мы все готовы стать кадетами в этой школе.

Фон Зальц сказал недовольно:

- Фрейлейн Ангелика ставит важные вопросы о принципе подготовки женской агентуры, ибо сильная сторона каждой женщины определяется ее умением воздействовать на слабости мужчин.

- Если мужчина слаб, то на него уже ничто не может воздействовать! вздохнул Лансдорф.

- Браво! - воскликнул Ангелика. - Вы просто прелесть, герр Лансдорф!

Штейнглиц, наливая себе коньяк, сказал озабоченно:

- Баба-агентка... - и брезгливо оттопырил губы. - Они годятся в мирное время и не против русских.

- Но почему? Разве бог сотворил их иначе, чем нас? - насмешливо осведомился полковник.

Штейнглиц залпом выпил коньяк и, переведя дух, ответил грубо:

- А потому, что эти дикари, как монахи в серых сутанах, бросаются сейчас только на одну дамочку, состоящую целиком из костей. И она уже помчалась в нашу сторону, как беглая девка из солдатского дома, где ей сильно доставалось.

- Не понимаю ваших аллегорий, - нахмурил брови полковник.

Вайс пояснил:

- Герр майор дает нам понять, что если силой оружия не удалось сразу убедить противника в нашей победе, то вряд ли женские чары могут склонить его к иному о нас мнению.

- Вот именно, - буркнул Штейнглиц, - чары! - И, глядя на Ангелику пустыми глазами, галантно заявил: - Но если б вы, фрейлейн, работали против нас, клянусь - перед вами я бы не устоял.

- Это высший комплимент даме, какой только может сделать разведчик, сказал Лансдорф.

Обращаясь к Вайсу, Ангелика сказала:

- Там, в школе, заместительница начальницы - русская. Одна половина лица у нее ужасно изуродована, а другая красивая, как профиль камеи...

- Значит, двуличная особа, - перебил Штейнглиц.

Вайс понял, что речь идет о Люсе Егоровой. Сдержанно заметил Штейнглицу:

Значит, двуличная особа, - перебил Штейнглиц.

Вайс понял, что речь идет о Люсе Егоровой. Сдержанно заметил Штейнглицу:

- Настоящий разведчик - это человек с тысячью лиц. А какое из них подлинное, может понять только тот, кто сам не потерял лица.

Ангелика кивнула, соглашаясь с Вайсом.

- Однако у вас оригинальный вкус, - понизив голос, сказала она. Насколько мне стало известно, вы были неравнодушны к этой девице?

"Болтливая стерва! - подумал Иоганн о Кларе Ауфбаум. - Это ей дорого обойдется". И, улыбаясь, ответил:

- Флейлейн, мы, абверовцы, обладаем искусством перевоплощаться в кого угодно. Но при всем том остаемся мужчинами.

- Разве? - насмешливо удивилась Ангелика. - Во всяком случае, для меня это новость. Вы обычно держались со мной так скромно, что эту вашу скромность можно счесть теперь просто оскорбительной.

Вайс пообещал многозначительно:

- Я заслужу прощение у вас, фрейлейн, с вашего позволения.

- А у той, русской, вы тоже сначала спрашивали позволения?

Лансдорф, прислушивавшийся к этому разговору, поощрительно подмигнул Вайсу и сказал громко:

- О, оказывается, и непогрешимые тоже грешат, но только скромно и тайно.

Что оставалось Иоганну делать? Не протестовать же. Он лишь застенчиво усмехнулся. Лансдорф рассмеялся и одобрительно положил руку на плечо Вайса.

Медленно наливая себе коньяк, Вайс сосредоточенно посмотрел на рюмку, и вдруг перед ним, как призрак, возникла Люся Егорова, такая, какой она была, какой он впервые увидел ее на пионерском сборе, - тоненькая, ликующая, светящаяся. Она шагала рядом со знаменосцем, и рука ее, поднятая в пионерском салюте, как бы заслоняла лицо от слепящего солнца, хотя день был дождливый, пасмурный. И всем, кто смотрел на эту стройную, как шахматная фигурка, девушку, казалось, что от нее исходят яркие лучи, что она блещет солнцем Артека.