Щит и Меч Сталинграда

Из Нижне-Чирского, Клетского, Урюпинского районов Сталинградской области от наших разведчиков в Сталинградское УНКВД поступали сведения о том, что немцы приступили к формированию белоказачьих отрядов. Для этой цели в станицы и хутора были присланы немецкой разведкой белоэмигранты, бывшие офицеры армий Врангеля, Краснова, Колчака, офицеры генералов Кутепова, Шкуро.

В хутор Хлебинский Сиротинского района пожаловал белогвардеец Бондарев. По его требованию на хуторском плацу собрали всех жителей. Бондарев выступил с пространной речью, в которой, в частности, заявил, что «Германия принесла свободу закрепощенному большевиками свободолюбивому казачеству, исход войны предрешен», и призывал казаков записываться в отряды, на которые возлагается почетная обязанность «поддерживать порядок» в районе.

С подобной речью-призывом в городе Калач-на-Дону перед жителями выступил хорунжий Еланцев.

Кроме этого, белоэмигранты помогали оккупантам в организации местных органов управления, в подборе кандидатур старост, полицейских, бургомистров.

Оккупанты заигрывали с казаками, выявляли среди них «обиженных» Советской властью в годы коллективизации.

В Чернышкове во главе управы встал некий есаул «Войска Донского», близкий друг (как он хвастался) атамана Шкуро. Он обнародовал программу «новой» жизни:

1. Ликвидация Советской власти и колхозов.

2. Вся власть войсковому кругу во главе с атаманом.

3. Все Придонье отделяется от других областей и будет иметь самостоятельное казачье правление.

4. Возобновляется частная собственность на землю, скот, объявляется свобода торговли, ремесел и т. д. и т. п.

В суровикинской управе некий Кобзев гарантировал выдачу всем желающим вступить в воинские формирования лошадей, обмундирования и оружия.

В семье, как говорится, не без урода. Находились такие казаки, кто прежде ловко маскировал свою ненависть к Советской власти. Они-то и являлись находкой для оккупантов. Из их числа срочно создавали штабы «Войска Донского» во главе с бывшим полковником царской армии Павловым, войсковым старшиной Духопельниковым, хорунжим Гольдиным.

Вербовка «добровольцев» в казачьи отряды велась через станичных и районных атаманов, которые, в свою очередь, опирались на вербовщиков. Среди таких агитаторов был Копцов, бывший подъесаул белой армии, судимый в 1930 году и поставленный в 1942 году немцами старостой хутора Верхне-Волоновского. Сын Копцова, Алексей, 1926 года рождения, возглавил районную полицию.

Вербовка шла усиленными темпами, но успеха среди населения не имела. Оставшиеся в занятых врагом хуторах казаки (кто по возрасту не был призван в ряды Красной Армии) всячески уклонялись от службы у оккупантов. Об этом свидетельствовали многие факты, к примеру, письмо назначенного немцами старосты Романовскому станичному управлению. Это письмо попало в Сталинградское УНКВД после освобождения районов Дона.

«Господину, его благородию станичному атаману.

На присланную вами копию письма начальника штаба полковника Попова сообщаю, что по хутору Погожево и хутору Логутино офицеров старой русской армии, как таковых, не имеется. Казачьей формы, обмундирования и оружия не имеется. Добровольцев-казаков, желающих вступить в германскую армию для разгрома большевизма и завоевания чести и славы донского казака, также не имеется.

12 октября 1942 года.

Староста колхоза...(подпись неразборчива)».

Убедившись, что казаки не желают вступать в отряды для борьбы с Красной Армией, штаб Павлова применил метод... разверстки. Каждой станице и хутору была дана в приказном порядке контрольная цифра присылки «добровольцев». Иначе жителей поселка ждала жестокая кара.

Под страхом смерти и путем обмана оккупантам и их помощникам — белоэмигрантам с трудом удалось создать лишь несколько малочисленных отрядов, некоторых тут же отправили на передовую, других включили в казачьи резервы «русского охранного корпуса» при главном штабе войск СС, погнали в карательные рейды по Кубани, а позже заставили бороться с партизанским движением во Франции и Югославии.