Щит и Меч Сталинграда

По приказу временного коменданта Сталинграда Леннинга (прежде он был комендантом Полтавы, еще позже Ворошиловграда) в городской комендатуре Сталинграда, состоящей из 130 сотрудников, были созданы следующие отделы:

1. Военный.

2. Отдел по расквартированию в городе немецких войск.

3. Отдел наружной службы и безопасности.

4. Отдел культурно-просветительной работы среди солдат.

5. Административно-хозяйственный отдел.

6. Военный суд.

Последний отдел и вершил казни мирных жителей.

Свою деятельность комендатура начала с того, что объявила мобилизацию советских женщин для работы в немецких полевых госпиталях. Кто саботировал этот приказ, на работу выгонялся насильно. Особенно зверствовал бывший заведующий хирургическим отделением железнодорожной больницы Макушин, который при оккупантах занял пост старосты района и всячески выслуживался перед своим начальством.

Леннинг со своими помощниками заставлял сталинградцев работать по устройству оккупантам блиндажей, рыть ходы сообщений, окопы, траншеи.

18 октября 1942 года по комендатуре был издан очередной приказ. Его отпечатали на двух языках — на немецком и русском:

«Немецкая армия пришла освободить жителей приволжских областей от большевистского ига. Кто лоялен к немецкой армии и немецкой власти, тем будет оказана помощь в питании (это после того, как жителей грабили без зазрения совести! — А. В.). Требуем от всех, кому известно местонахождение русских мин, указать саперам эти места. В 48 часов жители обязаны сдать все имеющееся на руках оружие, в том числе холодное...»

Выступая перед гарнизоном, Леннинг открыто заявил:

«Сталинград официально передается вам для открытого грабежа за удивительное и беспримерное сопротивление города и его жителей немецким властям».

4 октября на одну из площадей были согнаны жители. Их было немного — чуть больше тридцати. На глазах у женшин и детей на площади в тот день были казнены 22 советских человека, в том числе трое — подростки, один — глубокий старик. Вся вина приговоренных к расстрелу заключалась в том, что они не желали трудиться на оккупантов, не позволяли им грабить город — вывозить с элеватора хлеб и с заводов металл.

Из 22 приговоренных к расстрелу чудом удалось спастись лишь троим. Раненые, они ночью выбрались из ямы, куда их сбросили, доползли до развалин одного дома и укрылись там.

Перед началом контрнаступления советских войск немецкие власти приказали всему гражданскому населению немедленно покинуть Сталинград.

Женщин и детей выгоняли из землянок, щелей, развалин, отбирали одежду, каждый обыскивался, все съестное тотчас реквизировалось для нужд германской армии. Те же, кто сумел спрятаться в щелях, не имел права выйти даже за водой. Остальные, кто остался в живых, были вывезены в Калач, причем транспортом обеспечивались лишь владеющие немецким языком или же те, кто сдавал для нужд германской армии теплые вещи.

По рассказам пробравшихся через линию фронта жителей, оккупанты ожидали прибытия карательного отряда для «наведения порядка».

В Сталинградское УНКВД поступили копии приказов, которые издавались новоиспеченной комендатурой. В одном из них объявлялось, что все, что прежде принадлежало советскому народу — заводы, фабрики, машинно-тракторные станции, колхозная земля,— переходит в полную собственность германской армии.

О бесчинствах оккупантов многое стало известно из донесений советских разведчиков, оставленных в захваченных районах. Из немецкой управы Чернышковского района чекистом был изъят составленный с помощью предателей список эвакуированных членов партии, работников райкома, райисполкома, сотрудников НКВД. Благодаря этому удалось спасти от ареста семьи советских военнослужащих, работников партийных и советских органов, НКВД.

Не обходилось, к сожалению, без жертв. Из одного немецкого документа (он попал к нам после разгрома врага под Сталинградом) стало известно, что глубокой осенью полевой командой 1-С расстрелян комсомолец Алексей Чуб,

Алексей Чуб... Я встречался с ним только один раз. Было это жарким летом 1942 года перед уходом советского разведчика на задание в тыл противника. Выглядевший моложе своих 22 лет, с открытым лицом и мягкой улыбкой, Чуб внимательно слушал наставления опытных сотрудников УНКВД.