Щит и вера

В это время вновь вошла прислуга с подносом в руках, Марта встала и вышла из комнаты. Мне принесли похлёбку. Это был вкусный овощной суп. Я немного поел и почувствовал, что проваливаюсь в сон. Опустившись на подушку, тотчас уснул. Когда вновь открыл глаза, то за окном было уже утро следующего дня. Проснувшись, тотчас почувствовал жажду. Рядом лежал колокольчик. Я взял его в руки и позвонил. Вскоре ко мне в комнату вошла хозяйка. Она радостно взглянула на меня и сообщила о том, что после завтрака меня осмотрит доктор.

После осмотра пожилым почтенным доктором стало ясно, что воспаление лёгких у меня продолжается, а посему необходимы инъекции, которые должна была делать три раза в день его сестра. Марта вышла проводить доктора, а я остался один. Сколько же людей знают о моём присутствии в этом доме? Как хозяева не боятся доноса с их стороны? Об этом я решил поговорить с моими спасителями, но силы покинули меня и вновь беспокойный сон завладел мною.

Лёгким похлопыванием по плечу меня разбудила фрау Марта. Оказалось, что пришла сестра сделать мне инъекцию. В комнату вошла маленькая сухонькая старушка с головным убором сестры милосердия. Она быстро открыла свой саквояж, раскрыла коробку со шприцами и сделала укол. Я почти ничего не почувствовал. Позднее меня даже не будили при проведении очередных процедур. На третий день лечения мне стало лучше, температура нормализовалась, жажда ушла и почувствовалось неимоверное желание есть и есть. Доктор меня навещал недели две. Наконец он сказал, что моё лечение благополучно завершилось, теперь необходимо восстановить силы. Он пожелал скорейшего выздоровления, и больше я его не видел. Меня удивило в нём отличное знание русского языка! Как затем выяснилось, доктор действительно был с русскими корнями, язык выучил благодаря матери. Именно по материнской линии он и принадлежал к русским эмигрантам послереволюционной России. Я познакомился с хозяином моего обиталища. Генрих, так просил он называть его, был человеком энергичным, деловым, простым в общении и, как мне показалось, довольно искренним. При первом же моём вставании и непродолжительной прогулке по комнате я увидел над кроватью портрет молодого мужчины, одетого в красивый гражданский костюм. Оказалось, это был единственный сын четы Кенихман Йоганс, который погиб под Сталинградом в феврале 1943 года. Это известие посеяло в моей душе сомнения. Но фрау Марта, почувствовав неловкость положения, рассказала мне его историю. Их семья, как и многие старые семьи Линца, не приветствовала Гитлера и его теорию о чистоте и высоком предназначении арийской расы. Они не хотели войны. Йоганс был хорошим инженером, его призвали в армию в возрасте 22 лет, и больше они его не видели. Получив известие о гибели «их мальчика», супруги окончательно встали на сторону антифашистов и помогали им, чем могли. Проживавшие в Линце русские, в том числе и доктор, которых было немного, тоже встали на сторону своего прошлого Отечества. Поэтому они доверились доктору, который врачевал меня.