Щит на вратах

Кайша с Пшемыслом беззаботно болтали, когда, запыхавшись, прибежала Пердикка. Схватила Пшемысла за руку.

— Пошли, поможешь… И впрямь, тяжеловато там одному. — Цыкнула на дернувшегося было Кайшу: — А ты сиди здесь, сторожи повозку!

Отрок усмехнулся и нарочито тяжело вздохнул.

— Не вздыхай, не вздыхай. Мы скоро.

Проводив глазами ушедших, Кайша завалился в траву, с томлением уставился в высокое голубое небо. Припекало, и он снял кольчугу. Может быть, от жары, а может — на что-то надеясь. И правда, надежды оказались небеспочвенными.

— Все лежишь? — услышал он звонкий насмешливый голос. Поднял голову — Пердикка уже расстегивала халат. Неужели… — Перевернись-ка на живот, сделаю тебе коринфский массаж, — улыбнулась дева. — Да ты не бойся, они там долгонько провозятся…

— А я и не боюсь, — прошептал Кайша. Перевернулся, чувствуя, как руки девушки ловко стаскивают с него рубаху…

С Кайшей пришлось повозиться. Он очень не хотел умирать. Да и Пердикка утомилась — шутка ли, умертвить одного за другим пятерых парней. Рука устала, хоть и кинжал был остер. Вот и промахнулась, ударила мимо сердца, поразив легкое. Кайша дернулся, застонал, перевернулся, сбрасывая с себя деву, обхватил за шею, пытаясь задушить, и все никак не отпускал, хотя Пердикка яростно наносила удары. Искромсала весь живот, извозилась в крови… ну, это пустое. Главное — наконец успокоился Кайша. Дернулся в последней судороге, вытянулся, устремив застывший взгляд карих глаз в неведомые туманные дали страны мертвых. Красивый мальчик. Был. Пердикка цинично вздохнула, обтерла о брошенную рубаху окровавленное лезвие кинжала, улыбнулась. А ведь недурно справилась! Гездемона была бы довольна. Эх, Гездемона, увижу ль еще тебя? Почувствую ли на своем теле мягкие ласкающие пальцы? Куртизанка вздохнула. Вспомнила, как все было в последний раз. Гездемона сама раздела ее, умастила оливковым маслом, а потом… О, такое блаженство не скоро забудешь! Жаль, недолго все это продолжалось. Пердикка вдруг впала в забытье и воспринимала дальнейшее словно бы в полусне. Какой-то жертвенник, мертвые младенцы, противный, гнусно ухмыляющийся евнух и красивый немолодой мужчина с властным, пылающим Тьмою взором… Шесть. Шесть жертв древним богам уже принесено. О, эти мальчики… Какие они все глупцы! Увидев красивую деву, готовы на все, стоит лишь поманить. Впрочем, следует поторапливаться. Пердикка взглянула в темнеющее на глазах небо. Ловко разбила шатер прямо посередине капища. Как и было условлено, привязала к повозке колокольчики. Князь должен прийти. Танцовщица усмехнулась — придет, никуда не денется. Седьмая, главная жертва… Он, кажется, хотел танец со змеями? Что ж, получит…

Хельги сразу обнаружил и повозку, и шатер. Привязав коня, отправил охрану подальше, к Щековице, вокруг и без того хватало воинов — «отроков» младшей дружины, на всякий случай присматривавших за старым капищем по его приказу. Молодцы, хорошо замаскировались — не слышно их и не видно. Интересно, заметила ли гридей танцовщица? Вряд ли, Вятша должен был приказать своим воинам ни во что не вмешиваться и вести себя незаметно. Что ж, пора зайти в шатер, поприветствовать прекрасную хозяйку!

Хельги отбросил полог. Высокий светильник выхватил из темноты обнаженное тело.

— Я буду танцевать на траве, князь, — сверкнула глазами Пердикка. — Если ты, конечно, не возражаешь?

— Танцуй. — Князь пожал плечами, усаживаясь около шатра.

— Нет, не сразу, — неожиданно улыбнулась дева. Позвала. — Иди сюда, вначале я почитаю стихи.

О, что со мною сталось, Боже истинный?
О, что со мною сталось? Пустота в душе,
Ушла вся сладость мыслей благодетельных,
И сердце, омертвевшее в беспамятстве,
Готово стать приютом князя мерзости…

Голая красавица декламировала тихим, вкрадчивым голосом, все ближе придвигаясь к сидевшему на циновке гостю. Последнюю строфу прошептала в ухо, обнимая, и добавила:

— Возьми меня, князь!

Хельги чувствовал вожделенный жар смуглого молодого тела, видел, как в тусклом свете светильника сверкали глаза девы, как напряглась, затвердела грудь, а изо рта вырвался слабый стон:

— Возьми же…

Князь давно уже не видел столь изысканного искусства любви, коим обладала юная ромейская куртизанка. Девушка изгибалась, как кошка, вилась змеею, раскрывалась бутоном лотоса, стонала, шептала, царапала… Все это продолжалось долго, пока наконец Хельги не развалился расслабленно на циновке. Красавица приникла к нему и тут же вскочила. Открыла сундучок, подмигнула.

— Ты хотел увидеть танец со змеями? Смотри же…

Из открытого сундучка, злобно шипя, вылезла огромная гадина, раздув капюшон, злобно взглянула на князя, скручивая тугие кольца. Вовсе не похоже было, что змея лишена ядовитого жала. Где же танцовщица? Нет ее. Выскользнула из шатра!