Щит Времени

Наверху, в комнате со шкафом, помещавшем в себе компьютер и коммуникатор, Эверард признался, что очень проголодался. Вольстрап ненадолго покинул кабинет и вскоре вернулся. Следом за ним вошла жена, неся на подносе хлеб, козий сыр, оливковое масло, сушеный инжир и финики, вяленую рыбу, вино и воду. Когда женщина вышла, Эверард набросился на еду. Одновременно он рассказывал хозяину дома о последних событиях.

– Понятно, – пробормотал Вольстрап. – Что вы намерены предпринять?

– Зависит от того, что я здесь узнаю, – ответил Эверард. – Мне бы хотелось поближе познакомиться с этим периодом. Вы, несомненно, настолько привыкли к местной жизни, что не представляете, как скверно не знать всех тонкостей эпохи, которые никогда не попадают в банк данных – маленькие неприятные сюрпризы.

Вольстрап улыбнулся:

– О, я прекрасно помню мои первые дни здесь. Сколько я ни тренировался, прежде чем попасть сюда, все равно страна оказалась для меня совершенно чужой.

– Вы хорошо адаптировались.

– Мне помогал Патруль. Я бы сам никогда не смог так преуспеть.

– Насколько я знаю, вы прибыли сюда якобы из Нормандии – младший сын купца, который хотел завести собственное дело на полученный в наследство капитал. Правильно?

Вольстрап кивнул:

– Да. Меня ждало немало неожиданностей. Все эти организации, с которыми пришлось иметь дело, – светские, духовные, частные – плюс запутанные национальные отношения в Сицилии. Мне казалось, что я многое знаю о Средних веках. Но я ошибался. Здесь надо пожить, чтобы понять эту эпоху.

– Обычная реакция. – Эверард тянул время, чтобы получше рассмотреть собеседника и дать ему возможность почувствовать себя непринужденно. Взаимное расположение облегчит дальнейшую работу. – Вы ведь из Дании девятнадцатого века?

– Родился в Копенгагене в тысяча восемьсот шестьдесят четвертом году.

Эверард уже интуитивно отметил, что Вольстрап не принадлежит к тому чувственному типу датчан, что распространились в двадцатом веке. Вел он себя суховато, немного скованно, даже производил впечатление человека чопорного. Психологические тесты, однако, должны были выявить склонность к авантюрам, иначе Патруль никогда бы не пригласил Вольстрапа на работу.

– В студенческую пору мною овладела страсть к путешествиям. Я бросил учебу на два года и скитался по Европе, перебиваясь случайными заработками. Подобное в то время было обычным делом. Вернувшись к занятиям, я занялся историей норманнов. Все мои помыслы и мечты были о кафедре в каком-нибудь университете. Вскоре после того, как я получил степень магистра, меня завербовали в Патруль. Но все это совершенно не важно. Главное – то, что случилось.

– Почему вы заинтересовались средневековым периодом?

Вольстрап с улыбкой пожал плечами:

– Романтика. Мое время, как вам известно, было закатом периода романтизма на Севере. Скандинавы, коренные жители Нормандии, были вовсе не из Норвегии, как ошибочно утверждает хроника «Хейм-скрингла». Собственные имена и географические названия свидетельствуют, что они пришли, по крайней мере подавляющее их большинство, из Дании. Затем они покорили земли от Британских островов до Святой земли.

– Понятно, – отозвался Эверард.

Последовала пауза, и Эверард восстановил в памяти канву событий.

Робер Жискар, его брат Рожер с соратниками в прошлом столетии достигли берегов Южной Италии. Их соотечественники уже пришли в те края, сражаясь против сарацинов и византийцев. В стране царил хаос. Военачальник, присоединившись к одной из враждующих сторон, мог или потерпеть неудачу, или выиграть все. Робер сделался графом и герцогом Апулии. Рожер I стал великим графом Сицилии, и могущество его стало больше, чем на родине. Ему помогло то, что он получил папскую буллу, делавшую его апостолическим легатом на острове, – это обеспечило Рожеру I значительное влияние в церковных кругах.

Рожер скончался в 1101 году. Его законные сыновья ушли из жизни раньше отца. Титул Рожера наследовал восьмилетний Симон, рожденный от последней жены – Аделаиды, наполовину итальянки. Будучи регентом, Аделаида подавила мятеж баронов и, когда болезнь свела Симона в могилу, передала бразды правления своему младшему сыну, Рожеру II. Став полноправным правителем в 1122 году, он взялся за возвращение Южной Италии дому Отвилей. Эти земли ушли из-под их власти после смерти Робера Жискара. Против выступил папа Гонорий II, которому совсем не хотелось иметь по соседству с папскими владениями сильного амбициозного правителя. На стороне папы были родственники Рожера, его соперники: Робер II, герцог Капуи, и Райнальф, герцог Авеллино, шурин Рожера, а также жители Италии, в среде которых зрели идеи городской автономии и республиканского правления.

Папа Гонорий провозгласил Крестовый поход против Рожера, но вынужден был отказаться от своих притязаний, когда армия норманнов, сарацинов и греков с Сицилии взяла верх над войсками коалиции. К концу 1129 года Неаполь, Капуя и другие города признали Рожера своим герцогом.