Щит земли русской

— Идите за мной, — только и сказал воевода Радко, и все молча, думая каждый об одном и том же, дошли до вала у Киевских ворот, потом спустились в неглубокий овраг, который пересекал угол города и уходил вдоль дороги на Киев, поделив печенежский стан надвое.

— Что мы здесь, в овраге, делать станем? — удивился Михайло и поднял взгляд на старейшину Воика. И Янко пока не мог понять, зачем они пришли сюда, в заросли оврага, где пахло дохлыми собаками да зеленые мухи густо облепили листья бузины, росшей у подножия невысокого крутого склона.

— Отсюда потайной ход идет на ту сторону крепости и выходит в конце оврага. Выход зарос густыми, уже старыми кустами. То тебе и надобно, Янко, — пояснил воевода Радко, прикинул опытным глазом и добавил: — Меч и воинское снаряжение оставь здесь, с собой возьми только нож на случай непредвиденный от зверя.

И опять подивился Янко такому снаряжению в дорогу, но воевода терпеливо пояснил:

— Со щитом и в доспехах тебе не пролезть через нору — там тесно и душно будет, а ножом и подрыть землю сможешь, ежели какой обвал небольшой там случился. Давно ходом этим не пользовались, всякое может быть… До Киева, верю, дойдешь быстро.

Видит Янко, что отец Михайло и старейшина Воик в толк не возьмут, как может он пройти до Киева быстро? Разве что ночи дождаться в том овраге да у печенегов коня взять? Но одному без щита и оружия не уйти, стрелой достанут в неприкрытую спину. Печенеги теперь и ночью у сторожевых костров сидят с опаской, и у конных табунов немалую стражу выставляют. Воевода Радко пояснил, что и как должен Янко делать, потом руку положил на плечо, сказал доверительно, глядя в глаза дружелюбно и скорбно:

— Другого пути из Белгорода, совсем безопасного, нет. Через стену ночью идти — а вдруг печенеги везде ставят заставы? Со стены спустишься да и угодишь на их копья. Либо петлей возьмут за шею. А так ты ночи дождешься в кустах, а там бог тебе в защиту.

Опустил голову воевода Радко, словно в мыслях хотел увидеть, как все будет с Янком, когда выползет он тайно из кустов и по печенежскому стану поползет овражком до Перунова оврага. И Янко думал, опасаясь, что воевода прочтет возникший в глубине души невольный страх перед неизвестностью. Но тут же подумал Янко, что и другому разве все равно будет, пройдет ли он через печенежский стан или станет товаром на невольничьем рынке в далеком морском городе Корсуне?

— Ждать тебя будем всякую ночь у выхода из этой норы. Как подходить к оврагу станешь, крикни филином два раза по трижды, и мы изготовимся. А еще ждать будем у реки, где треховражье, если к норе подойти ночью не будет возможности, — пояснил воевода, потихоньку повернул Янка за плечи к норе и сказал — Иди, и пусть будет с тобой удача, наше терпеливое стояние в крепости не безвременно.

Последний раз оглянулся Янко на тех, кто пришел проводить его в рискованный путь. Увидел полные тревоги глаза отца Михайлы и розовый, не подсохший еще шрам на лбу от печенежской стрелы, увидел ободряющую улыбку старейшины Воика, плотно сжатые губы воеводы Радка и отвислые щеки посадника Самсона.

Махнул им на прощанье рукой Янко, шагнул в кусты и к земле склонился. В лицо пахнуло теплой сыростью и прелыми старыми листьями. Желтые корни, извиваясь, свисали сквозь чернозем в темном зеве норы и потому показались Янку длинными и липкими щупальцами подземных духов, стерегущих вход в свое смрадное жилище. Потом увидел, как по норе ползет червь, сжимая и выбрасывая вперед гибкое тело.

«И мне вот так, червю подобно, ползти сквозь землю», — подумал он, глубоко вдохнул и сунул голову во тьму и смрад гнили.

За ворот платна посыпалась земля, корявые корни стали цепляться за волосы. Но Янко полз, сжав зубы и прочь отгоняя страх. Руки выбрасывал вперед, пальцы вонзал в сырую землю, подтягивая тело. И ногами себе помогал. Потайной ход низок, ни привстать на четвереньки, ни сесть на корточки и оглядеться. Кто вырыл его? Должно, сработали его предки, чтобы покидать крепость тайно, как это делает теперь он. Да не все ли равно, откуда появилась эта нора? Может, и собаки вырыли, — утащенные на подворьях кости прятать! Полз по ней Янко, а в голове, будто муха в паутине, билась жуткая мысль: а что, как земля обвалится, плечами задетая! Верная смерть! Не выпустят подземные духи чужака из своих корявых лап, крови его теплой напьются, холодными губами к груди раздавленной припадут! Боже, жуть какая. Да скоро ли конец ходу этому?

Глянул Янко вперед, надеясь свет там увидеть, но перед глазами все те же бледно-желтые коренья, а дальше, за кореньями, непроглядная тьма становилась все гуще и гуще. Потом и из-за спины свет перестал проникать в потайной ход — собственных рук не видно. Нора делалась все ýже и ýже. А вдруг там, впереди, обвал? Как тогда назад ползти? Не развернуться ведь в тесноте!