Щит земли русской

— Сам видишь, василик Парфен, каковы мои заботы. — Князь Владимир отложил грамоту на край стола. Светло-желтый свиток, волоча коричневую печать по голубому покрывалу, тут же свернулся в тугую трубочку. — Лишь придет новое лето, как печенежские полки незвано лезут в гости, с мечом и пожарами. Приучила Византия степные орды к набегам на Русь, золотом и посулами дорогими приучила. От византийского коварства погиб и отец мой Святослав, смерть принял от кагана Кури, купленного на византийское золото… Не легко теперь отучать печенегов от злого навыка, сила для этого нужна. И время. Так и ответствуй от меня своему василевсу: пока печенеги с разбойным умыслом ходят на Русь, помощи от меня Византии не будет!

Василик встал, отвесил князю глубокий поклон. Однажды утром, увидев дым сигнальных костров от Роси и до Киева, понял он, что степь вновь напала на Русь. Потому иного ответа и не ждал.

Какое-то время византиец стоял молча, потом внимательно и с сочувствием посмотрел на князя Владимира.

— Русь с печенегами в войне. Вашему посольству не говорить с каганом, пока горят вежи россов. Дозволь, князь Владимир, мне первому сказать кагану Тимарю слово о мире? Думаю я, что не дошел до кагана старший василик Иоанн Торник, не успел вручить грамоту от божественного василевса с просьбой не ходить на Русь, дать ей мир и покой. С ответом Тимаря поспешу в Киев пред твои очи, князь.

Князь Владимир с интересом глянул на Парфена. Услышал, как воевода Волчий Хвост, почтительно стоявший рядом у открытого окна, в ответ на слова Стрифны поощрительно крякнул в кулак.

— Доброе дело сделаешь, василик Парфен, если станешь посредником между Русью и печенегами. Слово даю императору Василию: учинится прочный мир с Тимарем — пошлю сильное войско Византии в помощь. Князья Киевские не один раз уже помогали вашему отечеству, данное слово свое держали крепко. Поезжай к Тимарю. И если он примет мир — ждем тебя в Киеве. Тогда снарядим доброе посольство к печенегам. Послужишь Руси — тем послужишь и Византии. Возьмешь ли с собой достойную охрану, василик Парфен?

От охраны Парфен Стрифна отказался: случится вдруг неудача, так зачем зря губить дружинников? Явится он к Тимарю от имени византийского василевса, — от имени василевса и говорить будет о мире с Русью.

Князь Владимир пожелал ему удачи. Воевода Волчий Хвост самолично обещал завтра поутру проводить василика из города до печенежских дозоров.

* * *

Иоанн Торник обрадовался несказанно — каган Тимарь вновь зовет его в Белый Шатер! После памятного приступа под Белгород, когда печенежское войско с изрядным уроном и с позором отошло в свой стан, каган будто забыл о василике, к себе не призывал, а случалось увидеть издали, отводил глаза в сторону. Будто это его вина, Торника, что россы устояли на стенах!

Мимо сумрачных нукеров прошел Иоанн торопливо, размышляя — зачем понадобился? Что новое надумал этот степной хищник? Может, о Киеве спрашивать будет, под Киев решил войско повести?

Вошел, с порога поочередно отвесил поклоны кагану, княжичу Араслану и князю Урже, который стоял справа от кагана, сцепив на рукояти меча длинные пальцы с дряблой желтой кожей. А когда поднял голову — оторопь взяла — перед каганом на коленях стоял младший василик Парфен Стрифна!

И на лице Парфена, избитом до кровоподтеков, удивление не меньшее — как, Иоанн жив и при кагане? Неужто пленником?

Уржа недобро усмехнулся, увидев столь нежданную обоим василикам встречу. Прервал краткую паузу:

— Близ Кыюва наши батыры его изловили. Ехал с конными урусами. Говорит, что шел к кагану. Еще утверждает, будто из твоего посольства от императора Василия. Верно ли? А может, доглядчик от князя Владимира? Знаешь ты его, Иоанн?

— Да… Вместе посланы были, — с трудом приходя в себя, выдавил Иоанн. Со стороны грек походил на человека, которого только что вытащили из речной глубины, откуда сам он уже никогда не поднялся бы.

— С миром к нам приехал от князя Владимира, — Тимарь, который сидел на бархатной подушке молча, зажав губами правый ус, сказал это для Торника. — Как думаешь, мой многоопытный советник, даст ли выкуп за Белый город князь урусов? Или хитрость какую затевает, ждет, пока дружина прибудет в Кыюв?

Торник так и не придумал еще, что делать, как повести себя — спасать ли Парфена или убрать руками кагана? Что лучше? Как поступить без промашки? А у Парфена брови поднялись дугой, едва умолк каган, гневом сверкнули черные глаза, покривилось избитое лицо — вон как вышло! Торник — в советчиках у печенежского кагана! Что же он ему советует, если божественный василевс повелел не выкупа с Руси добывать печенегам, а помощи искать Византии?!

Иоанн с трудом приходил в себя от оцепенения, едва нашелся, что ответить кагану:

— Если о выкупе хотел вести речь князь Киевский, то почему не послал своих знатных мужей с подарками кагану? Почему поручил это чужому человеку, жизнь которого ему не дороже червя под ногами?