Щукин, дай джоуль (СИ)

— Чем ты лучше зум-зума, Ту Фта? Опомнись, — проникновенно сказал Щукин. — Ты же пришел к нам с великой миссией.

— Ты — хитрый абориген, — заявил Ту Фта. — Ты думаешь совсем не то, что говоришь. Ты лжив, насекомое. Но у тебя самые жирные, самые вкусные джоули в мире. Если бы не это, я бы тебя давным-давно папавиончи ган. Веди меня к главному аборигену, негодный хитрец.

— Директор фирмы не подойдет? — полюбопытствовал Страстоперцев.

— Очень уважаемый хлопец. На любой вопрос даст любой ответ.

Прямо-таки компьютер, а не человек. Наперстюк его фамилия.

— Ладно, пусть будет хлопец Наперстюк, — согласился Ту Фта.

— Аборигешканаперстюк, — возликовали малыши-невидимки.

— Тогда вперед, в «Чувяк», — провозгласил Страстоперцев, поглаживая живот, в котором громко бурчало.

Небо, такое прозрачное и глубокое утром, было сплошь затянуто грязноватыми тучами, стало прохладно, и на асфальте уже проявились первые крупные капли начинающегося дождя. Щукин не признавал Страстоперцева за нормального водителя. Тот не превышал, не обгонял, жался к тротуару и вообще за рулем был похож на осторожного пугливого пенсионера. Это как-то не вязалось с его внешней бесшабашностью. Но, что поделаешь, приходилось терпеть. Свои капризные «Жигули» Щукин прошлым летом продал, понадеявшись на зарубежное турне и связанные с этим финансовые возможности. Совсем скоро небесные хляби разверзлись, и на машину обрушился такой водопад, что «дворники» совершенно не помогали.

— Стой, — сказал Щукин, разглядев в бушующей за стеклом стихии красные огоньки стоп-сигнала. Красные огоньки принадлежали самосвалу, а еще дальше угадывался трамвай, перегородивший перекресток. Впрочем, Страстоперцев и сам во всем прекрасно разобрался и тормознул, когда надо. И виду, что Щукина как водителя тоже не признает, не подал. Внезапно разгалделись эмбриончики, один из них выдохнул с одышкой «Уф», затем почему-то заглох двигатель. Этот галдеж и это «Уф» стали понятны, когда Страстоперцев попытался завести мотор. Уже и трамвай ушел, и самосвал скрылся за поворотом, а генкина колымага стояла, как вкопанная. Сзади надрывались десятки клаксонов.

— Пойти толкнуть? — ворчливо спросил Щукин, открывая дверь, но тут же, озаренный догадкой, захлопнул ее и спросил: — Ту Фта, вы зачем обесточили машину?

— Вкусно, — отозвался Ту Фта. — Вкусно и полезно.

— Верните, а то дальше пойдем пешком, — посоветовал Щукин.

— Кульма, — после некоторого молчания сказал эмбрион. — Заан пту… Пту… Все, готово. После этого «пту» мотор завелся с пол-оборота. Вскоре дождь кончился, но по дороге вовсю бежали веселые ручьи, и встречные машины щедро обдавали лобовое стекло веером грязной воды. Страстоперцев свернул с шоссе, долго колесил узкими кривыми переулками, где Щукин никогда в жизни не бывал, выехал, наконец, на скромную, застроенную двухэтажными домами улицу под названием «Индустриальная» и тормознул напротив дома номер 16. Никакой таблички, повествующей о существовании фирмы «Чувяк», не было, но Генку это не смутило. Покинув машину, он уверенно нырнул между домами во двор. Щукин опустил стекло. Воздух после дождя был замечательно свежий, с озончиком. Небо было серое, но не такое безнадежно серое, как полчаса назад, кое-где между тучами уже угадывались окна, сквозь которые готово было брызнуть ослепительное солнце. Не хотелось думать, что снова может хлынуть ливень. Щукин вышел из машины. В рубашке было довольно прохладно. Мимо, расплескивая мелкие лужи, лихо промчался желто-красный троллейбус. Между его длинными несуразными токосъемниками и проводами контактной сети проскакивали голубые искры. Снова неуловимо повеяло озоном. Затем где-то во дворах дружно и разом вскрикнула орава звонкоголосых ребятишек и притихла.

— Вай! — Завопила вдруг походившая мимо женщина. — Смотрите, что это? Вай! Щукин посмотрел на полную женщину, по виду чисто русскую, но почему-то кричащую с кавказским акцентом, затем переместил свой взор туда, куда она показывала рукой. Мокрые провода, которые прошедший троллейбус заставлял искрить, теперь были облеплены наплывами голубоватых «виноградин», которые шевелились, менялись местами и беспрерывно росли. По мере роста они сливались, принимая сферическую форму, и, оторвавшись от провода, плавно взмывали вверх. Щукин насчитал девять шаров. Они были около двух метров в диаметре и двигались крайне медленно, как бы ожидая, когда, наконец, созреет и освободится самый большой, десятый шар.

Под ахи, охи и вай-ваи прохожих он созревал еще с минуту, достиг в диаметре метров двадцати, после чего нехотя этак отлепился от провода и поплыл вверх. И тут до Щукина дошло, что вовсе не ребячьи голоса слышал он сразу после того, как прошел желто-красный троллейбус, — это мимо на кормежку, звонко вопя, промчалась команда Ту Фты. Как бы в подтверждение этому большой шар остановился над низкими крышами, где его ожидала группа мерцающих искрами мелких шаров. Троллейбусные провода начали дребезжать, как плохо натянутые басовые струны. Щукин с трудом разобрал в этом дребезжании следующее: