щуп

И почему-то вспомнилась Зина-Зиночка, бедная несчастная девчушка, которая в отличие от Ольги готова была терпеть все личные невзгоды. И десять лет, и сто... Леонид нахмурился. Не стоило Ольге рассказывать о ней. Ох, не стоило! Но ведь рассказала! Зачем?..

Леонид похолодел. Заноза, которой не было еще вчера, тревожно шевельнулась под сердцем. Ольга что-то о нем знала. Может быть, уже давно.

***

Собрать информацию о "деспоте", допекающем Зиночку, не составило труда. Кое-какой опыт у Леонида по этой части уже имелся. На все про все он затратил не более получаса. Адрес, род занятий, семейные подробности. У деспота и впрямь оказались жена и сын, но жил с ними он почему-то раздельно. Впрочем, на вопрос "почему" Леонид тоже попытался ответить. С деспотами трудно сосуществовать, осьминожьи объятия - штука неласковая. Угодившим в западню представляется выбор: либо попробовать вырваться, либо задыхаться в течение всей жизни. "Деспоту" очевидно досталась женушка с характером. Оттого, может, и возникла на его горизонте наивная Зиночка. Щупальца вскинулись навстречу, Зиночка оказалась в плену...

Приехав по адресу, Леонид успел бегло изучить диспозицию. Заурядная пятиэтажка, рощица тополей, гаражи. На скамейках, положив поверх снега картонки, сидели нахохленные старички, рядом возились в сугробах малолетние внуки. Наметив возможные пути отступления, Леонид вошел в нужный подъезд. Тщательно обтер обувь, с шапки стряхнул искристую пудру.

Ему могло и не повезти. "Деспот" не всегда возвращался прямиком домой. Иногда забегал на огонек к бедной Зиночке погреть лапки, набить брюшко. Коленями прижавшись к батарее, Леонид замер у заиндевевшего окна. Поразмыслив, достал из кармана томик Солоухина. Он не умел ждать. Никогда и не ждал. Если транспорт не подходил в первые несколько минут, срывался с места и шел пешком, в очереди никогда не вставал - даже тогда, когда было нужно, на операции, требующие терпения, обязательно прихватывал с собой художественную литературу. Профессиональному терпению книжных пинкертонов он не переставал поражаться, всерьез подозревая, что написанное - ложь и что сидеть в машине, пялясь на какую-нибудь аллейку, в течение трех-четырех часов - занятие абсолютно немыслимое, годное либо для последних тупиц, либо для первейших мудрецов, способных абстрагироваться от потока времени, беспрерывно питающих мозг пустяками, укрывающимися от большинства.

Скользя взглядом по строчкам, Леонид поневоле возвращался к мыслям об Ольге. Приближающийся вечер его одновременно и страшил и волновал. Он знал, что с Ольгой следует серьезно побеседовать, но формы этой беседы себе не представлял. На ум лезли какие-то общие слова о долге, о морали, и от слов этих самому становилось тошно. Он воображал, как начинает поучать ее, твердя о нерушимости семьи, о терпимости, о супружеском тяжком кресте, и на лице слушательницы постепенно проступает ироническая улыбка. Пожалуй, Ольга и не дослушает, - запустит в него какой-нибудь чашкой. И будет права. Леонид не чувствовал себя в праве давать какие-либо советы. Даже президенту страны. Везде и всюду творилось что-то неладное, но исправлять это неладное Леонид сам бы не взялся. Он смирился с мыслью о малом - индивидуальной крохе каждого, и вывод, что один-единственный человек не в состоянии перевернуть земной шар, его отнюдь не повергал в уныние. Архимед свою знаменитую фразу выкрикнул, конечно, в запале, имея в виду скрытые силы науки, но отнюдь не конкретику примера. Глупости, совершаемые людьми, совершаются совместно. Так же совместно они и исправляются. И даже сейчас, проникнув в чужой подъезд, поджидая незнакомого человека, Леонид не обнаруживал в себе должной уверенности. Ему хотелось верить, что он поступает правильно, совершая благое дело, исправляя некую несуразность, но уверенности все же не было. Он продолжал жить вслепую, стремясь к покойной аморфности, но этого самого состояния нигде не обнаруживая. Все давалось через болезненные усилия, дорогу преграждали вездесущие барьеры, - чтобы идти, следовало не шагать, а прыгать.

Леонид покосился в окно и торопливо спрятал книжицу. В подъезд вошел человек и, судя по всему, тот, которого он ждал.

Палихов Семен, зам директора института химии, тридцать шесть лет, две поездки за рубеж, плюсовые очки в три диоптрии, осанка бывалого управдома, любовь к импортной обуви. Это, не считая того, что рассказала о нем Ольга. Леонид не сомневался, что узнает соблазнителя Зиночки, и он действительно его узнал.

Палихов еще возился у замочной скважины, предварительно заткнутой герметиком, когда Леонид вынырнул у него из-за спины.

- Позвольте, я помогу?

Мужчина испуганно вздернул голову. Указательным пальцем Леонид сковырнул расковыренную пломбу, приглашающе кивнул на дверь.

- Попытайте счастье еще разок!

Палихов неуверенно заелозил ключом, кое-как справился с замком. Не открывая дверь, растерянно взглянул на незнакомца.

- Что же вы? Входите! Квартира не моя, ваша, - Леонид грубовато подтолкнул его в спину. - И без шума, гражданин Палихов!