Щусев

Щусев пишет в ОГПУ: «Лично зная Владимира Алексеевича Комаровского как талантливейшего художника-декоратора, который может быть благодаря своему таланту чрезвычайно полезным Республике, а также зная его более 15 лет как человека, удостоверяю, что он только занимался любимым искусством и никаких кроме этого должностей не занимал, всемерно ходатайствую о пересмотре его дела»[164].

Не удовлетворившись одним письмом, Щусев уже составляет следующее, коллективное, под которым просит подписаться таких выдающихся деятелей искусства, как график Фаворский, художник Остроухое, скульптор Андреев.

В 1928 году Комаровский возвращается и живет под Москвой, тогда же он расписывает храм Святой Софии на одноименной набережной. Затем его опять забирают, а в ноябре того самого 1937 года, когда Щусев у себя дома ожидал ареста, иконописца приговаривают к расстрелу как «активного участника контрреволюционной нелегальной монархической организации церковников». Ну чем не готовое обвинение для самого Щусева? Он ведь и для монархии строил, и для церковников…

В 1925 году подписал Щусев письмо и в защиту князя Николая Голицына: «3-го апреля с. г. по ордеру ОГПУ арестован молодой —27 лет — художник Владимир Михайлович Голицын. Нижеподписавшиеся, зная работы Голицына и ценя его выдающийся художественный талант, главным образом по стилизации и графике, считают, что изъятие его из среды работников искусства является крайне нежелательным. Еще будучи учеником средней школы, Голицын проявлял способность к рисованию, работая над театральными декорациями и плакатами, затем в 1920/22 г., отбывая воинскую повинность во флоте, он принимал участие в экспедиции «Плавморнин’а», совершившей по Ледовитому океану, Белому морю и к Новой Земле ряд путешествий, запечатленных Голицыным прекрасными акварельными рисунками, часть которых имеет научное значение. С начала 1923 г. Голицын работает в Госиздат’е и в Кустарном музее ВСНХ, где его стилизованные в древнерусском стиле рисунки на кустарных изделиях удостоились награды на Всесоюзной Сельскохозяйственной выставке, а затем стали служить образцами для кустарей; в 1925 г. его работы получили золотую и серебряную медали на Международной выставке декоративных искусств в Париже. Одновременно Плавморнин работал в качестве иллюстратора преимущественно детских книг и книг о путешествиях в Госиздате и в издательстве «Молодая гвардия», где давал в журналы «Пионер», «Знание — сила» и «Всемирный следопыт» рисунки, пользовавшиеся всегда успехом благодаря талантливому их исполнению. Плавморнин с 1923 г. живет безвыездно в Москве в семье отца и деда, женат, имеет одного ребенка и ожидает второго летом; усидчивою работою он содержит свою семью. В 1925 г. он был арестован, но через четыре недели освобожден без предъявления какого-либо обвинения. Мы, нижеподписавшиеся, знаем вполне лояльное отношение В. М. Голицына к Советской власти и ходатайствуем о скорейшем освобождении этого, хорошо нам известного, талантливого художника».

Вместе с Щусевым свои подписи поставили Петр Кончаловский, Сергей Меркуров, Василий Ватагин. И, надо сказать, что письмо это облегчило участь опального князя.

Тогда же Щусев просит перед ОГПУ за графа Юрия Олсуфьева, того самого, что когда-то спорил с ним по поводу проекта храма на Куликовом поле: «Я удостоверяю, что Юрий Александрович Олсуфьев лично известен более 20 лет как гражданин, всецело преданный науке об искусстве, в последнее время занимался ценными архивными исследованиями, чрезвычайно полезными для обоснования бытовых сторон Сергиева Посада». И Олсуфьева действительно освободили, правда, потом все равно расстреляли.

А сводному брату Олсуфьева и неутомимому адресату Щусева Петру Нерадовскому, освобожденному из лагеря в 1943 году, куда его упекли в 1938-м за контрреволюционную агитацию, запретили жить в Москве. Надо сказать, что Нерадовский до ареста вместе с Щусевым и сам нередко подписывал всякого рода ходатайства. В декабре 1943 года Щусев вместе с Игорем Грабарем, Виктором Весниным и Борисом Асафьевым обратился в защиту Нерадовского прямо к Лаврентию Берии:

«Один из выдающихся искусствоведов и музейных работников, долгое время работавший в качестве хранителя Русского музея в Ленинграде, Петр Иванович Нерадовский, проживает в настоящее время в Горьковской области (Наруксовский район, п. о. Ново-Троицкое, поселок завода «Коммунар»). Бытовая обстановка совершенно лишает его возможности работать по специальности. Между тем, работая в своей области, он мог бы принести большую пользу, особенно теперь, когда предстоит восстановление многочисленных памятников искусства и музеев в районах, освобожденных от немецких захватчиков.

Просим Вас разрешить П. И. Нерадовскому проживать в Москве и ее окрестностях, с тем чтобы он мог включиться в работу по учету разграбленного немцами художественного имущества и по восстановлению пострадавших от них советских музеев».