Щвейцар

Он думал — и это засвидетельствовано («засвидетельствовано»? Есть ли такое слово в нашем языке?) в бессчетном количестве бумажек, исписанных его каракулями, — что дома или квартиры имеют продолжение, выходящее за пределы комнат и наружных стен, и что жизнь обитателей дома, где он служил швейцаром, не должна ограничиваться вечным перемещением из кухни в ванную, из гостиной в спальную или из лифта в автомобиль. У него в голове никак не укладывалось, что существование всех этих людей, а с ними и всех людей в мире, могло сводиться к одному только хождению из одной комнаты в другую, из одного ограниченного пространства в другое, еще более ограниченное, из офиса — в спальную, из поездов — в кафе, из метро — в автобусы и так до бесконечности. Он покажет им «другие места», поскольку не только будет открывать дверь в здание, но — мы продолжаем его цитировать — «выведет их в неожиданное для них измерение, туда, где не существует ни времени, ни физических пределов…». Размышляя таким образом, он принимался расхаживать туда-сюда по вестибюлю, или lobby здания, бормоча что-то бессвязное, хотя ни на минуту — надо отдать должное — не оставлял без присмотра входную дверь. К его внешнему виду нельзя было придраться: синий пиджак и брюки, черный цилиндр, белые перчатки и золотые галуны. Думая, что его никто не видит, он с опаской оглядывался по сторонам, придвигался ближе к собственному отражению в огромном зеркале вестибюля или останавливался около широкой двери, ведущей во внутренний сад, и украдкой делал пометки в блокноте, который всегда держал под рукой. А иногда прогуливался по внутреннему двору, заложив руки в перчатках за спину, в поисках ответа на вопрос, каким образом он мог бы указать всем людям тропинку, которую он сам, конечно же, не знал. Внезапно он прерывал свои размышления и кидался открывать огромную стеклянную дверь кому-то из жильцов и даже помогал донести пакеты до квартиры, по ходу расспрашивая о его здоровье и о здоровье его собаки, кота, попугая, обезьянки или рыбки. Не забывайте, пожалуйста, что в этой стране, если у кого нет собаки, тот держит в доме канарейку, кота, обезьяну или какую-либо другую живность (неважно, какую именно).

Подобные отклонения или нездоровые увлечения, мы согласны, свойственны людям праздным или одиноким, которые не знают, как скоротать свободное время. Словом, это то, чем занимаются сумасшедшие старухи или вполне приличные на первый взгляд, однако не в меньшей степени чокнутые, джентльмены.

Теперь-то мы понимаем, что знаки внимания, расточаемые Хуаном, подчинялись определенному замыслу. Поскольку его миссия или «задача» состояла в изъявлении всем проживающим здесь крайней любезности, с тем чтобы завоевать их дружбу и проникнуть в их апартаменты, а затем и в жизнь с целью ее изменить.

Перечислим теперь, ограничившись беглой и сжатой характеристикой, — мы люди крайне занятые и не можем всю жизнь положить на это дело, — тех, с кем у нашего швейцара сложились более-менее близкие отношения.

Среди них фигурирует господин Рой Фридман, мужчина лет шестидесяти пяти, которого Хуан в своих записках называет «сеньор с карамелью», поскольку тот постоянно сосал леденцы и набивал ими карманы, а при каждой встрече со швейцаром, что случалось, естественно, по несколько раз на дню, одаривал его одной из конфет. Следует назвать также и господина Джозефа Роузмана, выдающегося зубного техника, благодаря которому многие из самых неотразимых теле- и кинозвезд сияют чарующими улыбками (видные члены нашего сообщества воспользовались услугами мистера Роузмана, и, заверяем вас, они, действительно, стоят того). Далее в нашем списке значится господин Джон Локпес, эквадорец, получивший американское подданство, проповедник «Церкви любви к Христу посредством непрерывного дружеского контакта». Он женат, имеет детей, все они, как и жена, верующие; этот господин (его настоящее имя Хуан Локпес), судя по всему, проникся симпатией к нашему швейцару и вознамерился обратить его в свою веру (веру сеньора Локпеса), в силу чего мы можем с уверенностью заявить, что между мужчинами завязалось азартное состязание, ибо каждый желал приобщить другого к своему странному учению. Во всяком случае позже мы подробно остановимся на их отношениях, а пока ограничимся перечислением.