Читаем Шедевр полностью

– Господи, я не знаю, как тебе описать. Я как будто в постоянном дисбалансе! У меня как будто каждую минуту случается мое личное землетрясение, и я все время шатаюсь и никак не могу поймать равновесие! У меня весь мир почему-то с недавних пор – все началось примерно полгода назад – поделился на две противоречивые части, а я нахожусь вообще где-то отдельно. Как бы это по-другому сказать? Ну, это когда все радостно поздравляют человека с его рухнувшей карьерой. Или когда английское общество переезжает в страну с пальмами и пляжами и привозит с собой всю свою чопорную моду – куда тут ходить во всех этих платьях? А я все это вижу, но не знаю, на какую из противоположных сторон встать! Хочу быть по ту сторону рая.

Меня вдруг осенила мысль, не дававшая покоя вот уже почти неделю. Я даже на секунду замолчала, широко открыв рот. Я ничего не видела, но почувствовала, что Николь заметила мое неожиданное прозрение.

– Знаешь, я, кажется, поняла. Здесь кто-то солгал.

– Солгал?

– Например, ты покупаешь книгу, а говоришь, что взял ее в библиотеке. И вроде ничего страшного в этом нет. Но на самом деле это просто ужасно. Потому что это неправда. Это ложь. Если ты купил книгу, то она твоя. Вся твоя! И ты можешь делать с ней все, что хочешь. Подарить ее, отдать в благотворительный фонд, исписать ее на полях – она тебе принадлежит, – я стала говорить почти шепотом, все еще глядя в неопределенное место широко открытыми глазами. – Библиотечную книгу ты никому не подаришь, она к тебе пришла на время, от других людей. И им и вернется в конце. И очень неправильно солгать о купленной книге, что она библиотечная. Это такие разные вещи. И если ты с купленной книгой можешь сделать больше, чем со своей жизнью, то это значит, что жизнь тебе не принадлежит. Просто кто-то нам солгал, что это наша жизнь, но на самом деле это неправда. Мы не можем жить так, как сами хотим.

Я впервые за последние минуты посмотрела прямо в глаза Николь.

– А кто нам солгал, Николь?

Она нахмурилась и ответила вопросом:

– Не знаю, общественная система?

– Система…

– Будто мы пытаемся вписать квадрат в круг. Два разных общества. Наверное, нельзя полностью вписать английскую культуру в эту страну. Это две разных геометрических формы. Вот и получается общественная система с нарушенной формой. Какой-то комок… Нет?

Я глубоко вздохнула:

– Ну я-то откуда знаю. Я всего лишь семнадцатилетняя девчонка, которая задает слишком много вопросов. Просто… я как-то не могу без гармонии, знаешь? Когда все так неправильно.

Мы обе замолкли, и Николь взяла в ладони чашку и принялась ее вертеть в руках. Она втянула в себя воздух и проговорила своему чаю:

– Вот что, Лоиз. Я хочу тебя кое с кем познакомить.

Она почему-то занервничала, как будто еще сомневалась, стоит ли мне говорить о том, о чем она собиралась сказать.

– Ладно. Давай начистоту. Я согласна с тем, что ты сказала, только наполовину. Даже не так. Я согласна со всем, ты, конечно, права, что все это неправильно, и классовое разделение общества в Новой Зеландии как минимум смотрится нелепо, и со всем остальным согласна, но я не такая, как ты. Не такая сильная. Даже если я все это замечаю, я слишком привыкла к положительным сторонам. К шику. К признанию. Я не смогу, как ты откусить голову этому обществу, потому что для меня это гильотина – я ее себе откушу. Потому что я слишком слаба, чтобы добровольно отказаться от всех выгод. И я на самом деле восхищаюсь твоей храбростью и твоим характером. Только я не могу тебе помочь. Но… я хочу познакомить тебя с одним человеком. Если кто тебе и сможет помочь, то это только он. А я очень хочу верить, что ты сможешь помочь ему.

Я не знала, что ответить на это. Было просто сбита с толку.

– Я никогда столько не говорила, – полушутя произнесла я. – На сегодня я, пожалуй, выговорилась.

– Ну, хотя бы на что-то я сгодилась, – улыбнулась она в ответ. – В конце месяца у меня день рождения и заодно прощальный вечер перед моей учебой – неизвестно где. И я устраиваю, вернее, родители устраивают торжественный вечер, на котором в основном будут их знакомые, всякие банкиры и политики. Вся знать по отцовским меркам. Будут некоторые мои друзья, но никого, кого ты встречала. Для близких друзей я устраиваю отдельную вечеринку, но там не будет того, с кем я хочу познакомить тебя. Потому и зову тебя на это жуткое мероприятие. Придешь?

– Ну… Кто этот человек?

– Придешь на мой вечер?

– Конечно. С удовольствием. Спасибо. Акт…

– Официальное приглашение придет, может, на неделе, так что все детали – где, во сколько – узнаешь из письма. Не буду сейчас про эти мелочи говорить. К тому же еще пока не все решено.

– Спасибо…

Она улыбнулась мне еще шире и расправила плечи:

– Я действительно рада, что узнала тебя лучше. Пожалуйста, приходи на мой день рождения.

– Да, конечно. Я, правда, не совсем понимаю… спасибо, Николь.

Она просто кивнула.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Ленинградская зима. Советская контрразведка в блокадном Ленинграде
Ленинградская зима. Советская контрразведка в блокадном Ленинграде

О работе советской контрразведки в блокадном Ленинграде написано немало, но повесть В. А. Ардаматского показывает совсем другую сторону ее деятельности — борьбу с вражеской агентурой, пятой колонной, завербованной абвером еще накануне войны. События, рассказанные автором знакомы ему не понаслышке — в годы войны он работал радиокорреспондентом в осажденном городе и был свидетелем блокады и схватки разведок. Произведения Ардаматского о контрразведке были высоко оценены профессионалами — он стал лауреатом премии КГБ в области литературы, был награжден золотой медалью имени Н. Кузнецова, а Рудольф Абель считал их очень правдивыми.В повести кадровый немецкий разведчик Михель Эрик Аксель, успешно действовавший против Испанской республики в 1936–1939 гг., вербует в Ленинграде советских граждан, которые после начала войны должны были стать основой для вражеской пятой колонны, однако работа гитлеровской агентуры была сорвана советской контрразведкой и бдительностью ленинградцев.В годы Великой Отечественной войны Василий Ардаматский вел дневники, а предлагаемая книга стала итогом всего того, что писатель увидел и пережил в те грозные дни в Ленинграде.

Василий Иванович Ардаматский

Проза о войне / Историческая литература / Документальное