Шедевр

Я вспомнила про Льюиса и его корыстное желание встретить хозяина дома и прыснула от смеха, осознав, насколько прав мой собеседник.

– Вы, случайно, не знакомы с мистером Уайзом? – спросила я полушутя. – Льюис Какой-то-там стремится с ним встретиться.

Лицо Норина изменилось на серьезное и приобрело даже немного усталый вид.

– Мистера Уайза я знаю, – он сощурился и скривил рот. – Не знаю, кто такой Льюис.

Я удивленно и неверяще посмотрела на него:

– Вы? Мистера Уайза? Знаете?

– А что такое? – поднял он брови, и лицо вновь просветлело еле заметной улыбкой.

– Ничего.

– Так уж и ничего. Как-то в вашем случае не вяжется слово «ничего» с предыдущим вопросом.

– Хм, мое слово не вяжется! Я уж про вас не говорю.

– А что про меня?

– Ничего.

– Опять не вяжется.

Я слегка оскорбилась от того, что к моим словам придирались, прекрасно зная, что правду не всегда стоит говорить ради вежливости. Я решила, раз уж ему хочется честности, он ее получит.

– А вы вообще не вяжетесь с этим обществом, и я и то не тыкаю в это пальцем.

– С этим обществом? – не было похоже, что это его как-то задело. Немного удивило – да, но лишь так, как удивляется костлявый и вечно болеющий человек, когда его спрашивают, не занимается ли он спортивным плаванием. Он невозмутимо пожал плечами и хмыкнул. – Я вообще ни к какому обществу не отношусь. Сам по себе. А вот вы точно не такая, как остальные. Что же вы все-таки делаете здесь?

Почему-то этот человек стал меня злить. У меня было ощущение, что он видит меня насквозь, а слишком проницательных людей зачастую никто не любит. Он мне показался высокомерным и грубым от того, что замечал мои промахи, которые другим заметить не пришлось.

– А с чего вы решили, что я не такая, как остальные в этом доме? Только потому, что позволила себе разглядеть цветок в бокале?

– О, нет, что вы, цветок тут ни при чем. Вы выдали себя тем, что сознательно пошли против правил этого общества. Были бы вы действительно его частью, вы бы себе этого не позволили. Более того, вы бы даже говорить сейчас со мной не стали.

– Любой мог бы заметить цветок и рассмотреть его или начать разговаривать с незнакомцем.

– Верно. Только не в светском обществе, – молодой человек выпрямился и оглянулся на гостей в зале. – Взять хотя бы предстоящий «скол». Доверительным лицом, насколько я знаю, будет некий мистер Форсет. Но обратите внимание, как он будет пить вино. Точнее, как он этого делать не будет, – он внимательно посмотрел мне в глаза и пояснительно добавил, придавая своим взглядом значимость словам, – Ему настоятельно противопоказан алкоголь.

Он чуть придвинулся ко мне:

– Это, конечно, между нами.

Кто бы ни был этот человек, стоящий передо мной, меня все от него отталкивало: его прямота, граничащая с грубостью, его чрезмерная честность (а я полагаю, у честности есть свои дозы), его равнодушие к сливкам общества, к которым мечтают попасть практически все, кого я знаю; и при всем при этом обладание внешностью греческих героев Эллады. Я тоже посмотрела ему прямо в глаза и стерла с лица все притворные эмоции терпимости и воспитанности:

– Зачем вы мне это все говорите?

Он снова слегка улыбнулся, но как мне показалось, не из-за моего вопроса или предвкушения особо едкого ответа и даже не ради попытки примирить двух собеседников. Его улыбка мелькнула в тот момент, когда я только-только рассталась со своей маской светской леди, которой – мы оба понимали – я не являюсь в полной мере. Будто я скинула перед ним свое одеяние – мишуру и обертку – и ненароком позволила ему видеть себя такой, какая я есть. Я раньше не подозревала, что особая степень откровенности может заставить тебя почувствовать обнаженной. И я знала, видела по его глазам, что он тоже это понял.

– Затем, чтобы показать вам, чем жертвуют люди этого самого общества ради соблюдения светских правил, – он повернулся, чтобы уйти, и добавил куда-то в воздух. – А вы – нет.