– Так что-то все-таки случилось? – наконец, спустя почти пять минут уточняет он. Я в это время окончательно вошла во вкус и долблю несчастные кирпичи прямо-таки с маниакальным рвением.
– Ничего, – я сдуваю упавшую на лицо челку и бросаю кувалду на пол, переключаясь на ломик. А потом вздыхаю и все-таки поворачиваюсь к камере. – Ладно, – говорю я. – Думаю, я просто немного устала.
– Устала?
Так, похоже, я сегодня в ударе. Ну, или Оскар не в том настроении, чтобы понимать меня с полуслова. Но каждая моя фраза словно вводит его в замешательство.
– Да, устала. Очень устала. – Будто в подтверждение своих слов, я приставляю ломик к стене, а сама сажусь на пол, обняв руками колени. – Устала бездействовать. Устала от того, что жизнь проходит мимо меня. Оглянись вокруг, Оскар, мы здесь совсем одни. Мы отрезаны от мира. С одной стороны, это замечательно, никто нас не беспокоит, никто не вмешивается в наши дела. Но с другой… Разве тебя это не угнетает? Здесь никогда ничего не меняется. Сама жизнь здесь словно стоит на месте. Каждый следующий день похож на предыдущий. Никакого разнообразия…
Блин, кажется, я опять начала ныть. Да и звучит все это, пожалуй, не слишком хорошо.
– Нет, ты не подумай, – поспешно пытаюсь исправиться я, – дело не в тебе и не в доме. Я рада быть здесь. Но… знаешь, даже от хорошего можно устать.
– Что, хочешь снова потанцевать? – интересуется Оскар с некоторой ехидцей.
– Не знаю, – пожимаю плечами я, хотя на лицо выползает улыбка. – Звучит, конечно, заманчиво, но не думаю, что это поможет.
– Или хочешь погулять за пределами поместья? – тоном змея-искусителя продолжает он. – Или же хочешь домой?
– Нет, – я отчаянно мотаю головой, словно Оскар уже все решил и вознамерился во что бы то ни стало выпроводить меня. – Домой я точно не хочу. Я вообще не хочу отсюда уходить, но и сидеть на месте уже тоже не могу. Поэтому делаю то, что делаю.
– Я бы предложил тебе приобщиться к моему искусству, но вряд ли ты воспримешь эту идею с энтузиазмом, – произносит он.
Как-то двусмысленно прозвучало… Он предлагает мне стать одним из “экспонатов” или попытаться сделать новую работу в его стиле самой? В одном он прав точно: ни один из вариантов мне определенно не нравится.
***
Мое безумие прогрессирует. С момента нашего разговора прошло два дня. За это время я благополучно разнесла несколько замурованных наглухо дверных проемов, выдернула дюжину-другую досок, вскрыла несколько замков. Короче, развлекалась по полной. Вот только облегчения этот нелегкий труд не принес ни капли, и каждая новая открытая дверь будто еще глубже погружала меня в пучину какого-то нелепого отчаяния. Мне волком хотелось выть.
Где я только ни побывала… Обнаружила еще три комнаты наблюдения, имеющие тайный ход во двор, нашла несколько комнат, имеющих совершенно нежилой вид. Одной из таких была спальня почти вдвое больше моей. Большая двуспальная кровать, красивое трюмо, комод – сомнений быть просто не могло. Родительская спальня. Судя по тому, с каким тщанием это место было от меня скрыто, прошлое имеет для Оскара куда большее значение, чем то, которое он пытался до меня донести.
Кстати о прошлом, привет из него обнаружился в самом неожиданном месте. В одном из наблюдательных пунктов была кнопка дистанционного осушения бассейна, на дне которого оказалась дверь, ведущая в катакомбы. Ну, как катакомбы. Просто длинный тоннель, приведший меня в некое подобие склепа. Антураж впечатлял. Просторная комната, колонны, зловещее освещение – все отлично нагоняло мрачную атмосферу. Но самое главное – колба с бальзамом в центре у противоположной стены.
Мужчина неопределенного возраста. Лысый. В красно-черном одеянии. Похож на вампира. Хм, на фотографиях пропавших я его не видела. И только когда нашла родительскую спальню, до меня дошло, кто же этот человек. Он приветливо улыбался мне с одной из фотографий, что стояли на комоде. В первый момент я даже поверить до конца не могла в то, что увидела. Неужели?.. Неужели это и есть отец Оскара? Сколько лет он уже здесь находится?.. Если судить по внешнему виду, выглядит он все же довольно молодо. Выходит, Оскар сделал это с ним сразу после его смерти? Значит, отец – его первая работа, а не возлюбленная?
Сам хозяин дома не горел желанием разговаривать на эту тему, и я его не винила. Кому хочется ворошить неприятное прошлое?
Честно говоря, комната произвела на меня такое удручающее впечатление, что даже начали проскальзывать мыслишки заделать проход заново и вообще больше никогда не приближаться к этому месту. Аж тошно стало.
***
– Оскар, я же знаю, что ты здесь. Пусти меня.