Шедевр (СИ)

Не знаю, что мне делать. Пойти снова его искать? Ага, а он тайком вернется сюда и черта с два пустит меня обратно. Просто сидеть тут? Скучно, а я и так уже от тоски на стену готова лезть. Найти себе занятие? Какое, интересно знать? Тут даже книг нет. А что есть?

От нечего делать начинаю ходить по комнате, разглядывая приборы, о назначении которых приходится только гадать. Черт, если Оскар все это сделал сам, он гений не только искусства, но и механики. Лично у меня от одного только вида этих конструкций мозг начинает кипеть. Особого внимания заслуживает секционный стол, почти как две капли воды похожий на тот, что стоял в морге в полицейском участке. Надо думать, в прошлый раз я лежала именно на нем, до сих пор помню холодную металлическую поверхность.

– Осваиваешься, Эмеральда?

Я даже пикнуть не успеваю, как его ладонь опять, как и тогда перед вальсом, закрывает мне глаза. Откуда он там взялся?! Я же ничего не слышала! Абсолютно бесшумная походка, как у прирожденного хищника. И как он вообще оказался у меня за спиной, когда дверь всегда была в поле моего зрения? Очередной тайный ход? Вполне может быть.

– Можно и так сказать. – Делать хорошую мину при плохой игре всегда удавалось мне на славу, вот и сейчас голос не дрожит, а я отчаянно делаю вид, что ничего из ряда вон не случилось. – Уютненько у тебя тут. Хотя снаружи все-таки лучше.

– Уходила бы ты отсюда, – внезапно говорит Оскар, так резко меняя тему, что я аж вздрагиваю. Что-то не нравится мне тон его голоса.

– Зачем ты тогда меня пустил? – осведомляюсь я. Что, решил взять реванш за недавнее выбивание из колеи? Снова моя очередь пребывать в ступоре? Я уже привыкла…

– Я имел в виду вообще уйти, – произносит он. – Вернуться к себе и делать вид, словно ничего и не было.

От этих слов меня ледяными объятьями сковывает ужас. Что случилось? С чего такое внезапное решение?! А какая-то часть моей души панически и истошно орет, и ее крик превращается в сплошную череду нечленораздельных звуков.

Нет-нет-нет! Не прогоняй меня! Позволь мне остаться! Я не хочу! Не хочу уходить отсюда! Не оставляй меня! Не уходи и не оставляй меня снова одну!

– Я… – дыхание перехватывает, и слова застревают в горле, вырываясь рваными звуками. - Я никуда не уйду. Не уйду, – шепотом повторяю я, чувствуя, как предательски задрожали колени.

Черт, как же я хочу посмотреть ему в глаза! Они бы не соврали, по ним я бы поняла, всерьез он говорит, или это опять какая-то изощренная насмешка?

Думаю, не закрывай он мне глаза, сейчас в них застыло бы выражение затравленного зверя, загнанного в угол и понимающего, что надежды на спасение нет. До этого мне претила сама мысль, что меня могут просто выставить вон. И сейчас, когда она была озвучена, меня словно паралич хватил. А часть души, та самая, что намертво привязалась к Оскару и его миру, продолжала истерить, буквально оглушая меня своими отчаянными воплями.

– Ты не можешь остаться, Эмеральда, – спокойно говорит Оскар, словно речь идет о сущих пустяках.

– Могу, – не раздумывая, отвечаю я, тряся головой. – Могу остаться. И останусь. Ты не можешь просто так… – я не могу заставить себя произнести эти страшные слова. – Мы ведь еще не закончили… Я останусь. Мне все равно, чем придется за это заплатить, я все равно останусь.

Кажется, я пребываю на грани истерики. Но, в отличие от обычных женских истерик с криками и слезами, мои глаза абсолютно сухие, а голос, наоборот, превращается в едва слышный шепот. И я боюсь, до смерти боюсь, что мое решение не возымеет эффекта, что Оскар все равно поступит по-своему. Что уже скоро я проснусь в своей комнате дома, словно все это было лишь длинным красочным сном.

Не контролируя себя, я отчаянно вцепляюсь в его руку, что закрывает мне глаза. Не отпущу… Пусть делает, что хочет. Не отпущу!

– Не прогоняй меня, – шепчу я. – Пожалуйста… не прогоняй меня… Проси все, что угодно, только позволь мне остаться.

Оскар только тихо усмехается не то моим словам, не то своим мыслям.

– Стокгольмский сидром. Жертва привязывается к похитителю, встает на его сторону, принимает его принципы и взгляды на жизнь и все ее проблемы. Всегда находил это достаточно занятным, – говорит он. – Не думал, что доведется столкнуться с ним на практике.

– Лимский синдром, – эхом отзываюсь я. – Похититель привязывается к жертве настолько, что не может ей навредить, а наоборот проникается к ней сочувствием и пониманием. Можешь сколько угодно говорить, что все это чушь собачья, мои надумки, но… Твои действия выдают тебя. Ты ведь и сам это понимаешь.

Его рука, которая закрывает мои глаза, внезапно смещается вниз и в следующий миг с силой сжимает мою шею. Ощущение не из приятных… Но я не сопротивляюсь. Даже когда хватка усиливается, и на шее обещают остаться красочные синяки.

Но панических мыслей нет. Я не чувствую опасности. Не прошу отпустить. Потому что верю. Потому что знаю.

– Не боишься, – констатирует Оскар, разжимая пальцы и продолжая стоять у меня за спиной. – Ни капли не боишься.